(стихотворение в прозе)
Я рушащийся панельный дом среди таких же, еще живых, высоток. Такой же серый, покрытый одной огромной трещиной между пятым и четвертым этажом. Обычно у людей в этом месте находится сердце.
Но я просто дом.
Я вмещаю в себе бессчетное количество людей, их душ. И сейчас, когда я рушусь, со мной остаются только старожилы и спящие музыканты, в ушах которых до сих пор стоит звон от барабанов и перегруза гитары.
Мои стекла уже выбиты, хотя последние жильцы выглядывают в любопытстве из окон: что будет после столкновения с землей? Люди ничего не видят, потому что солнце закрывает бетонная пыль.
Что будет? А ничего. Всего лишь разваленные плиты бетона, стекла, пластика, и ничего живого. Что может быть живого в доме?
Я рушащийся панельный дом.
Холодный, одинокий и разлетающийся на кусочки. Сорвало крышу, пробило потолок, разломило пополам, расплескав осколки по асфальту.
Совсем опустошенный дом. Дом без жильцов теряет себя, и ему ничего не остается, как разрушиться.
На моих обломках стоит мальчик десяти лет в одном ботинке. Мальчик прикладывает рисунок автомобиля к большой плите и говорит: «Ты висел здесь». Он незаметно вытирает слезы – ведь мужчины не плачут – и просит Бога, в которого не верил, чтобы все вернулось на круги своя. Из рукава выглядывает мордочка серой крысы. Мальчик гладит ее и пересаживает зверька к себе на плечо.
- Я останусь с тобой, - помещает крысенка в свой кроссовок и засыпает, свернувшись калачиком возле него на холодной плите.
Последний жилец, выживший после столкновения с землей. Последний?
На противоположной стороне от него рассматривает обломки гитары юноша. Тоже без одного ботинка. Ищет второй.
Я разрушенный панельный дом с одним теплым углом и маленьким жильцом, который и есть мое сердце. Я ли дом? Ведь во мне живое, теплое, вечное…