Дожди грибные идут стеной.
Стоит избушка на ножках курьих.
...Кощей лет двести как одинок -
Кощей спокойствием не рискует.
Он чуть поправился, посвежел,
но только взгляд, как и прежде, колкий.
Он всех иванов прогнал взашей -
а нефиг зариться на иголку.
Металл презренный забыт давно,
забив карманы презренных тварей...
Ах, как же грустно Яге одной!..
Вот раньше, помнится, торговались
иваны с нею за кров, за стол,
тряся мошною размером с дыню...
Яге, конечно, сто лет за сто,
но с теми, с ваньками, с молодыми
ей было кайфно и озорно:
любила бабка грозить ухватом,
мол, съем на ужин!..
Яге одной
теперь по-девичьи скучновато...
А всё Кощей виноват, сатрап!
Похитил, что ли бы, Василису -
очередную!.. -
Так нет, с утра
плетётся к дубу, считает листья
и поливает дубок мочой
(подкормка знатная - мочевина!).
Плюётся трижды через плечо,
а после с лыбою херувима
несёт к Горынычу магарыч.
Напьются - песни вдвоём горланят.
В четыре глотки...
И хнычь не хнычь,
да только плохо Яге без ванек...
Кисель не варится из овса,
не естся курочка под укропом...
Была старушка - да вышла вся...
Такая сказочка.
В-общем, *опа.