Мой гений умер чуть спустя,
когда не стало боли,
взлетела ввысь моя душа,
ей не вернуться боле.
Ей тошно видеть стало б мир,
усеянный пороком, обманом лжи,
не трепещи,
ни кто не хочет срока.
Мы вечны в мыслях и делах
хороших и не очень,
но как погрязли мы в грехах,
ослепли наши очи.
Душа металась, боря страх
сознания безумства
и открепилась во своях
в беспамятстве рассудства.