На третьи сутки после юбилея,
Придя в себя (или почти придя),
Взглянуть на белый свет ещё не смея
И повода взглянуть не находя,
В пучине простыней гребя беспечно,
Едва осознавая бытиё,
Нащупал что-то я в теченье встречном
И впился, как в соломинку, - Моё!
А то, что опрометчиво назначил
Своим я, отбивалось без затей.
Когда я одолел, так ли иначе –
Заспорили, как назовём детей.
Но разума похмельного советы
Бескомпромиссно сеяли раздор.
И я услышал то, что мы, поэты,
Считаем просторечьем с давних пор.
Вздор нечестивых аргументов сердце
Ожесточил, и смыслу вопреки
К соломинке спасительной, как к средству,
Уже я не протягивал руки.
Сквозь волны простыней уже бесстрастно
Я выплыл в свои будни кое-как
И вот бреду по жизни безучастно,
И по всему выходит – Я - Дурак!
Ну, ладно бы ещё жил без помарок,
А то ведь – что-то вроде кое-как.
И надо же – не распознать подарок,
Не рассмотреть для счастья верный знак.
Нет, чтоб гордыню пьяную стреножить,
Капризное эстетство позабыть…
И счастье наше было бы возможно,
Возможно сложно,
Ложно может быть…