Родители у Алёнки были молодые и, как говорила бабушка, «не дотыкались до дому». Женились они рано, ещё на первом курсе университета. Это был брак, что называется, «по залёту», и вряд ли бы Алёнке суждено было появиться на свет, если бы не бабушка. Когда она совершенно случайно узнала о беременности дочки, то всеми доступными ей способами: уговорами, запугиваниями, обещаниями взять всё на себя, убедила девчонку не делать аборт.
Друг дочери оказался порядочным молодым человеком и, не раздумывая долго, сделал ей предложение. Свадьба была скромной. Молодожёны продолжили обучение в университете, а когда подошёл срок, на свет появилась совершенно очаровательная девочка. Назвали её в честь бабушки – Еленой, но с лёгкой руки деда Ивана к ней напрочь приросло имя Алёна, Алёнка...
Родители учились, а бабушка, уволившись с работы, нянчилась с внучкой, посвящая ей все двадцать четыре часа в сутки. Дед, как мог, помогал ей в этом. Вскоре после рождения Алёнки они, оставив городскую квартиру молодым, окончательно переселились в свой загородный дом, благо, он находился недалеко от города. Рядом была речка, а сразу за приусадебным участком начинался лес. Таким образом, обожаемая внучка круглый год могла дышать свежим воздухом и получать натуральные витамины прямо с грядки.
Алёнка росла и становилась похожей на Дюймовочку – маленькая, хорошенькая, с золотистыми волосами и нежным голоском. Молодые родители жили на удивление дружно, учились хорошо, а по выходным приезжали в загородный дом, и тогда там становилось шумно и весело. После окончания университета жизнь их завертела – они с завидным энтузиазмом строили свою карьеру, в свободное от работы время увлечённо путешествовали по миру, а кроме того ещё успевали носиться по концертам и выставкам, и встречаться с друзьями. Если на дочку во время учебы у них почти не оставалось времени, то после окончания университета его не стало вовсе.
На семейном совете решено было, что Алёнка вернётся в город, к родителям только тогда, когда придёт пора отдавать её в школу. И она была совершенно счастлива, узнав об этом, потому что ей очень нравилась деревенская жизнь, и ещё она обожала своих бабулю и дедулю. Они были ласковые, добрые, и души в ней не чаяли.
Кроме грядок с огурцами и помидорами и кустов малины вдоль забора, у них было ещё своё маленькое хозяйство: три курочки, горластый петух, которого Алёнка немного побаивалась, и кот. Кота звали Костей. На вопрос внучки – почему Костя? – дед говорил: спроси у бабушки, а бабушка только загадочно улыбалась в ответ. Алёнка называла Костю ласково Котей, и очень любила с ним играть. Она привязывала к пояску старенького бабушкиного халата фантик от конфеты, и бегала с ним по двору. А Костя, подняв хвост трубой, весело носился за ней. Ещё Алёнка должна была следить за тем, чтобы в чашке у него всегда было свежее молоко. По ночам кот, уютно свернувшись клубком, спал на коврике возле её кровати. В общем, Алёнка и Костя были, что называется, не разлей вода.
В то последнее перед школой лето бабушка решила порадовать внучку и показать ей, как появляются на свет цыплята – это маленькое чудо природы. Она взяла плетёную корзину, уложила на дно старую вязаную шаль, на шаль положила с десяток яиц, а сверху водрузила курицу-наседку. Корзину поставили в укромное местечко и стали ждать, когда вылупятся цыплята…
Шли дни. Наседка терпеливо высиживала яйца, Алёнка же нетерпеливо ждала результата. Но оказалось, что дело это нескорое. Прошёл почти месяц, прежде чем на свет проклюнулся первый цыплёнок. Он же стал и последним, поскольку остальные яйца оказались «болтунами», как объяснила бабушка. То есть, цыплят из них не могло появиться вовсе.
Этот единственный вылупившийся цыплёнок был похож на крохотный пушистый жёлтый комочек, с чёрными бусинками глаз... Он был настолько милый и забавный, что Алёнка не отходила от него ни на шаг. Он непрестанно пищал, и очень смешно пил воду и клевал пшено своим крошечным клювиком. Назвали его Пушком, и поместили жить в ту же самую корзину, из которой он и появился на свет. Но чаще всего он обитал в Алёнкиных ладошках, или в кармашке её ситцевого платьица.
Пушок очень быстро стал совершенно ручным. Когда Алёнка, бабушка и дедушка обедали, он важно расхаживал по столу и бесцеремонно склёвывал с него крошки. А то и запускал свой любопытный клювик в чью-нибудь тарелку. Наевшись, он прыгал Алёнке на плечо и сидел там какое-то время, с любопытством оглядывая всё вокруг. Потом нырял ей за воротник, оттуда забирался в рукав кофточки, пролезал внутри, щекотно царапая Алёнкину руку своими коготками, выбирался наружу и устраивался в её ладошке. Дед смеялся и говорил, что Пушка можно показывать в цирке за деньги.
Рос Пушок быстро. Вскоре он стал голенастым, на голове у него начала проклёвываться красная полоска, которая в будущем обещала стать ярким гребнем, а на хвостике появились первые малюсенькие пёрышки, которые воинственно торчали во все стороны и напоминали маленький веер. Он даже пытался кукарекать, но получалось это у него совсем несерьёзно. Голосок был тоненький, писклявый, и тут же срывался на фальцет. В эти мгновенья Пушок напоминал мальчишку-подростка во время ломки голоса.
Надо сказать, что в первые дни жизни Пушка тщательно оберегали от общения с котом, хотя тот и не выказывал ни малейшей заинтересованности в знакомстве с ним. Кормили Костю хорошо, к тому же, он любил гулять сам по себе и охотиться на мышей, и вообще, производил впечатление сытого, спокойного, и совершенно довольного своей жизнью кота. Казалось, так будет всегда...
Гром грянул, когда до школы оставалось чуть меньше месяца. Погожим летним днём Алёнка, накормив Пушка, сидела на крылечке, жмурясь от яркого солнышка. Пушок топтался рядом, кося на неё круглым любопытным глазом. Дед с бабушкой возились в огороде, а кот сладко дремал недалеко от крыльца. Вокруг было тихо, спокойно и безмятежно… В какую-то секунду Костя приоткрыл глаза, и уставился на Алёнку. Потом перевёл взгляд на Пушка. И что там перемкнуло в его кошачьей голове, неизвестно, – то ли ему привиделось что-то во сне, то ли это был зов предков, разбудивший в нём охотничий инстинкт… А может быть, до сих пор он просто усыплял бдительность окружающих делая вид, что Пушок ему совершенно не интересен. Как бы там ни было, но Костю вдруг подбросило с места, как взведённую пружину. Он серой молнией метнулся к ступенькам, и мёртвой хваткой вцепился в горло несчастного Пушка… Тот отчаянно пищал, хлопал крылышками, пытаясь вырваться, но всё тщетно. Кот со своей добычей быстро и ловко шмыгнул под крыльцо...
Алёнка сначала оцепенела от ужаса, а потом закричала так, что крик её услышал, наверное, весь посёлок. Она в отчаянии металась вокруг крыльца, не зная, что делать. На крик прибежали бабушка с дедушкой. Дед, мгновенно оценив ситуацию, сбегал в огород за граблями и с их помощью с трудом, но выволок Костю из под крыльца. Пушок к тому времени уже перестал пищать и хлопать крыльями…
Алёнка рыдала в голос, бабушка схватилась рукой за сердце и неловко осела на ступеньки. Дед тем временем отчаянно пытался отбить Пушка у Кости, но тот только злобно урчал и сверкал на всех бешеными глазами. А дальше произошло следующее: изловчившись, дед схватил кота за задние лапы и приподнял его над землёй. От неожиданности тот выронил бездыханного уже Пушка на землю, а дед, не помня себя, размахнулся и со всей силы ударил Костю головой об угол дома... Сам испугавшись того что сделал, он в ужасе отбросил обмякшее тело кота через забор, в кусты, и виновато и растерянно оглянулся на внучку. Это было последнее, что увидела Алёнка...
Неделю она прометалась в горячке, бредила и вскрикивала, звала на помощь. Вызванный из города доктор сказал, что это результат сильного стресса, и что всё пройдёт, нужен только покой, уход и сон. Прописал какие-то успокоительные лекарства и пообещал приехать через несколько дней. Пушка дед с бабушкой, завернув в кухонное полотенечко, похоронили в углу двора. А Кости за забором не оказалось. Он бесследно исчез, сгинул. Наверное, уполз в лес, помирать…
Ещё неделю Алёнка, уже пришедшая в сознание, лежала неподвижно, ни с кем не разговаривала, и отказывалась есть и пить. Наверное, если бы не школа, до которой оставалось каких-то восемь дней, она бы долго ещё не встала с постели.
Когда, похудевшая и побледневшая после болезни, она первый раз выбралась на улицу, было раннее солнечное утро. Дед с бабушкой ещё спали, и Алёнка решила их не будить. Она присела на ступеньку крыльца и стала грустно смотреть по сторонам. Деревья за оградой уже начали желтеть. Во всём чувствовалось приближение скорой осени. Сил и желания двигаться у Алёнки не было…
Посидев так какое-то время, она нехотя стала подниматься. Надо было идти в дом. И в этот момент в кустах рядом с забором послышался какой-то шорох. Алёнка повернула голову, и увидела… Костю. Он брёл медленно, шатаясь из стороны в сторону. Шерсть на нём висела клочьями, бока ввалились, а левый глаз закрывала огромная, на полголовы, шишка. Это было невероятно, но это был живой Костя, вернее, то, что от него осталось. Потрясённая Алёнка шлёпнулась обратно на ступеньку, а кот добрался до крыльца и осторожно потёрся о её ногу. При этом он издал какой-то хриплый, жалобный, лишь отдалённо напоминающий мяукание, звук. В душе у Алёнки всё перевернулось. Она вскочила и побежала к холодильнику, схватила с полки пакет молока, прихватила со стола блюдце, и бегом вернулась на крыльцо. Налив молока, она подвинула блюдце к Косте и тот осторожно, благодарно кося на Алёнку здоровым открытым глазом, начал лакать его…
Немного пришедшая в себя, и ещё не до конца поверившая в это чудесное воскрешение Алёнка ласково гладила кота по костлявой спине, и тихонько приговаривала: пей, Котя, пей… По щекам её катились слёзы. Она плакала от жалости к Коте, к несчастному Пушку, к себе, и ещё от каких-то, пока непонятных ей, но переполнявших всё её существо чувств. Алёнка плакала, и на душе её становилось легко и спокойно…