В лесах единорогов и золотых цветов,
где бродят разве что шальные ветры,
я замер на пруду, и плакать был готов
от красок света.
На путниках сума висит через плечо.
В ней хлеб, вино, да глиняная чаша.
И каждый третий тут - великий звездочет,
и каждый первый - вымазанный сажей.
Ни тех и ни других я в братья не писал.
Мой рок - ходить с дырявыми руками.
Ни веры, ни любви я вовсе не искал,
и жил - веками.
Сатиры и грифоны обращались в пыль.
Засох и пруд в той сказочной долине.
И звон колоколов небесный храм разбил
в Иерусалиме.
Я слово нес свое задаром в деревнях,
о воле высших сил над всеми нами.
Но вскоре я узнал, как звучен хлыста взмах,
и снова стал с дырявыми руками.