Мы плыли на плоту дощатом,
по берегам, который день,
чернели, словно виноваты
в постыдном, избы деревень.
Там за бутылку мутной дряни
с кликухой сочной - самогон,
нам, как баскакам, в виде дани
платили золотом икон.
И лишь в одном селенье старом,
нас не простят, и не поймут -
не может быть душа товаром,
да разве ж душу продают?