Изящен образ и некрепок,
На личике глазури сахар,
Всё из фарфора и метафор –
Не из живых горячих клеток.
Мир кукольный метафизичен –
Пристанище садовых духов.
Две капли глаз, щепотка пуха
И ножки тонкие, как спички.
Осенним золотистым просом
Горит на платье нитка бусин.
Малыш в фантазиях забудься,
Не верь, что скоро станешь взрослым.
Играет девочка с лошадкой и медведем, их кормит разговорами, вареньем
и одевает непослушных кукол. А если надоест стекло и пластик, с сухою веточкою может поиграть и с камушком блестящим.
И я купила куклу для нее, что делали из нежности и тайны, кусочков ткани, пуговок, травинок. А кожа, словно корочка из снега, холодное не шевелится тельце, но в девочкиных пальцах оживет.
Если б могла я безделицу ей передать – девочку девочке. Как бы хотела примчаться к тому человечку, чтоб прикоснуться, вглядеться. Но только для этого нужно – стать мне оторванной веточкой, камешком белым…
Я же сейчас лишь огромное рваное сердце. Молча завидую глупой игрушке, бездушности этой, в комнате скучной пространство то воет собакой, то будто поет:
Будь куклою детской
С черешенкой рта,
Внутри вместо сердца
Звенит пустота.
Понянчи со скуки
И спрячь в антресоль –
Фарфоровой кукле
Неведома боль.
Послушай, все громче
Ля, ми, ре бемоль –
Пищит колокольчик:
Неведома боль,
Неведома боль,
Неведома боль.
Только во сне отступает тоска, отпускает. Вот и уснула. В сумраке теплом, весеннем из женского тела облаком вдруг испарилась душа – то не смерть, а дремота. Облако в куклу вошло, в истуканное тело. Зашевелилось, зрачком повело существо.
Наступает ночь мистификаций!
Несподручно в городе мотаться.
По улицам тусклым,
По каменным спускам
Гуляют слепцы
Без лишнего стука,
Куклы,
как мертвецы.
Темны их поступки
И даже преступны,
Не выдайте – цыц!
Так бледны их скулы –
Куклы,
как мертвецы.
Но с каждой секундой
Их роли искусней.
Театр или цирк?
Весь партер раскуплен,
Смеются под куполом
куклы,
как мертвецы.
Но дети не боятся страшных сказок и шествие безумное ночное лишь плод воображения стариков и горьких пьяниц. Их психика разбита, как шар стеклянный с елки.
А девочка, случайно пробудившись, сняла с оконной рамы – как будто ветром сброшенную куклу – ту, у которой ножки-спички, две капли глаз и звонкая фигурка. Возилась с ней и обнимала крепко.
И в самом лучшем сне я ощущала естеством и кожей все наше счастье, странную похожесть и видела сквозь бусины глазные - лица любимого фрагменты, коленок маленьких, и в полутьме скакали улыбки, словно огненные белки.