Прожигая тобой запястья и режа вены,
Я признаться не мог, как сильно тобой простужен.
Где-то в полночь метался в кухне и бился в стены,
Осознав, что тобой весь чёртовый мир нарушен.
А потом отпускало, вроде, часа в четыре,
Когда солнце уже втекало на трон небесный.
Пахло потом и смертью в старой моей квартире,
Кофе был на полу, а завтрак до жути пресный
Даже в горло не лез, поскольку я сыт тобою.
Уходил на работу в восемь (сбегал, по сути).
Что-то даже пытался, вроде, собрать, построить,
Не желая признать, что ты каруселью крутишь
Моё сердце (оно уже и не бьётся даже),
Мои руки давно в следах от бессонной ночи.
Я запаян в тебя, душою твоей загажен.
Ничего не хочу, но ты… Ну, чего ты хочешь?
Отпусти же меня! Сорви все свои печати,
Что мою покрывают кожу. Я в них сгораю!
Я готов запивать тебя даже горячим чаем,
Потому что одной ногой я стою на крае,
А вторая давно повисла над чёрной ямой!
Удавить бы тебя! И сжечь, как когда-то ведьму!
Понимаю, что ты была невозможно правой,
Когда стала за мной ходить узловатой тенью.
Я сгораю в тебе. И большего мне не надо.
Подтолкни же меня к последней до дна ступени.