Дом игумена

Геннадий Соболев-Трубецкий
1
Под тучей, продырявленной дождями,
скучает каланча, гремя ключами
и открывает шпилем облака.
Шершавая кирпичная рука
щекочет небо.
                Нет ей развлечений,
ну, разве – молний редкое свеченье
моргнуть заставит верхнее окно.
И возраст шепчет «полежать бы», но
привычка видеть дом через дорогу
неистребима с давних царских лет.
(Так взор горит, смотря кордебалет,
а самому сплясать… помрёшь, ей-богу!)
2
Напротив дом - редакция газеты,
и местные маститые поэты
из кожи лезут вон, чтоб их портрет,
сквозь мраморный туман узрев прохожих –
хоть местных, (да хоть темнокожих!?)
читал свои стихи. Сомнений нет –
написаны от широты души, –
должны желанны быть иль хороши!

Примерно так частенько рассуждала
та каланча, и сильно изгибала
через дорогу верхний ярус свой.
Ей помнился тот век, и (Боже мой!)
накатывал припадок ностальгии,
терзая кирпичи до трещин в швах.
3
Открыв ворота, молодой монах
кричит на всю Орловскую «встречаем!»
при виде той, в ком все души не чают.

Заканчивая долгий Крестный ход
с иконой древней, набожный народ
толпится у подворья, перед входом.
Её несут, и блики торжества –
в глазах идущих.
                Свежая листва
и пенье птиц – весенняя свобода –
на фоне бесконечной синевы
как обрамление величественной сцены:
слова игумена впитают эти стены
и каланча. Хотите знать и Вы?..
4
Он говорил, и речь его летела
поверх толпы, за край того предела,
что видит глаз.
                Вот внутреннему зренью,
преодолев земное измеренье,
открылся древний Киев. В мастерской
Алипий преподобный – не рукой,
в которой кисть, а трепетавшим сердцем
искал цвета для Матери с Младенцем.
Он плакал перед Той, кого писал.
Молил Её... Боялся тронуть краски…
Застыла ночь…
                Сквозь чистоту левкаса
глядела в мир Любовь…

                День воскресал
дыханьем лёгким вешнего рассвета.
Откуда голубь?.. золотого цвета
ему даны прозрачные крыла…
5
Теченья против по Десне плыла
в челне, совсем одна, без человека,
в начале аж тринадцатого века,
икона.
                Свежевыструганный чёлн,
которому всё было нипочём:
ни расстоянья, ни ветра и ни векА,
увидев издалёка пастуха,
воткнулся в берег. Не случайно место.

Пастух прочёл по буквам в нимбе «Зве'здо,
ра… радуйся, явившая нам Солнце…»
Всю ночь лучился свет в его оконце.

То видел дуб у известковой кручи…
6
Но как там каланча? Темнеют тучи.
И снова – дождь. Над башней – громыхает.
Сквозь шпиль, до основанья проникая,
течёт вода. А красным кирпичам,
размазывавшим слёзы по очам,
мерещатся игумена слова…
От них у башни – кругом голова.
Ей не помогут тонны анальгина.
И может, оттого-то каланча
последний век так бредит по ночам
от приступов ужасной ностальгии.

3.03.2016