Мина Моисеевна была соседкой моего друга, режиссёра с киностудии имени Горького. Он нас и познакомил:
- Мина Моисеевна, - сказал он, - знаете, кто это? Это Хайт!
- Так что, - спросила она, - мне встать по стойке «смирно» или пойти помыть шею?
- Не надо, - сказал я. - Можете ходить с грязной.
- О, какой язвительный молодой человек! Жалко, я не знала, что у меня будет такой важный гость. Купила бы чего-нибудь к чаю. Вы, кстати, чай будете без какого варенья: без вишнёвого или без клубничного?
- Если можно, то без малинового.
Насчёт варенья она, конечно, хохмила. Нашлось у неё и варенье, и печенье, и конфеты, как это водится в приличном еврейском доме. Вот иногда видишь человека всего пять минут, а такое ощущение, что знаешь его всю жизнь. Точно такое же чувство возникло у меня после встречи с Миной Моисеевной.
Когда я вижу на сцене Клару Новикову с её тётей Соней, я всегда думаю: а как же тётя Миня? Ведь ей никто текстов не писал, она всё придумывала сама. Помню, сидим мы с ней, беседуем. Вдруг - телефонный звонок. Кто-то ошибся номером. Мужской голос кричит:
- Куда я попал?!
- А куда Вы целились? - спрашивает тётя Миня.
Хотя в душе она была стопроцентной еврейкой, терпеть не могла разговоров о том, какие мы все потрясающе умные:
- Ай, не морочьте голову, вот вам мой племянник, Додик, еврей, а тупой, как одно место. Кончил в этом году школу и что? С его знаниями он может попасть только в один институт - в институт Склифосовского!
Теперь пришла пора сказать, кем же была тётя Миня. Она была профессиональной свахой. Сегодня, в эпоху брачных объявлений и электронных связей, эта профессия кажется ушедшей. Но только не для тех, кто знал Мину Моисеевну.
- Человек должен уметь расхвалить свой товар, - говорила она. - Реклама - это большое дело. Посмотрите, когда курица несёт яйцо, как она кричит, как она кудахчет. А утка несёт тихо без единого звука. И результат? Куриные яйца покупают все, а про утиные никто даже не слышал.
Не знаю, как она рекламировала своих женихов и невест, но клиентура у неё была обширная, телефон не умолкал с утра до вечера. Было сплошным удовольствием слушать, как она решает матримониальные дела:
- Алло! Что? Да, я вас помню! Так что вы хотите? Чтоб она была молодая, красивая и богатая. Вам что, нужно три жены?
- Алло! Кто говорит? Роза Григорьевна? А что Вы хотите? Жениха? Для дочки? Нет? Для внучки? Ах, для себя! Если не секрет, сколько вам исполнилось? Тридцать шесть? А в каком году?
- Алло, Яков Абрамович? Хорошо, что я Вас застала. Дорогой мой, мы оба прекрасно знаем, что у вас ужасная дочь, которая не даёт вам жить, но всё равно, когда я привожу жениха, не надо сразу целовать ему руки и кричать, что он ваш спаситель.
Когда Мине Моисеевне исполнилось 75, она приняла самое важное решение в своей жизни - уехать в Израиль. Все подруги по дому дружно её отговаривали:
- Миночка, куда Вы собрались на старости лет? Жить среди незнакомых людей!
- Я вот что подумала, - сказала тётя Миня, - лучше я буду жить среди незнакомых евреев, чем среди знакомых антисемитов!
И она уехала.
Прошли годы, многое в мире изменилось. Советский Союз установил дипломатические отношения с Израилем, и я впервые оказался на Святой земле. Я сразу же попросил своих друзей отыскать Мину Моисеевну, если она ещё жива, а если нет - хотя бы узнать, где она похоронена.
На следующее утро чуть свет в моём номере зазвонил телефон:
- Алло! Это великий русский писатель Шолохов-Алейхем?
- Тётя Миня! - заорал я. - Это вы?
- Ну да! Что ты так удивился, будто тебе позвонил Ясир Арафат?
Через пару часов я уже завтракал в её квартире, точь-в-точь копии московской: те же занавески на окнах, те же фотографии на стенах, такой же маленький телевизор, по которому шли всё те же наши передачи.
- Ничего не меняется, - сказала она, перехватив мой взгляд. - Всё как было. Даже профессия у меня та же.
- Как? Вы и здесь сваха?
- Почему нет? Здесь тоже надо соединять женихов и невест. Как говорится, сводить концы с концами.
Дальнейшая часть дня проводилась под аккомпанемент сплошных телефонных разговоров тёти Мини:
- Алло? Слушаю!... Да, я Вас помню. Вы хотели невесту с хорошим приданым. Так вот, можете открывать счёт в банке «Хапоалим», - я вам нашла невесту. За неё дают 50 тысяч шекелей. Что вы хотите? Посмотреть её фото? Милый мой, за такие деньги я фото не показываю. Получите приданое, купите себе фотоаппарат и снимайте её, сколько влезет!
- Алло? Бокер тов, геверет! - и тётя Миня затараторила на иврите, как пулемёт.
- Ненормальная румынская еврейка, - сказала она, положив трубку. - Денег полно, и она сходит с ума. Не хочет блондина, не хочет брюнета, подавай ей только рыжего! Откуда я знаю, почему? Может, у неё спальня красного цвета, хочет, чтоб муж был точно в цвет!
- Алло? Ша! Что Вы кричите? Кто Вас обманул? Я вам сразу сказала, что у неё есть ребёнок. Какой позор? Ах, ребёнок родился до свадьбы! Так что? Откуда ребёнок мог знать, когда свадьба?..
А я сидел, слушал всё это и умирал от счастья и восторга! Потому что за окном был Тель-Авив, потому что рядом была тётя Миня, потому что, слава Б-гу, есть то, что в нашей жизни не меняется. Не знаю, может это звучит немного высокопарно, но для меня тётя Миня олицетворяет весь наш народ: тот же юмор, та же деловая жилка, скептическое отношение ко всему и удивительная жизненная сила. Всё, что позволило нам выжить в этом кошмарном мире! Порой мне кажется, что брось тётю Миню в тундру, в тайгу - и уже через пару дней она будет ходить по чумам, сватать чукчей и эскимосов:
- У меня для вас потрясающая невеста! Она даже не очень похожа на чукчу, скорее на японочку. Какое приданое?... Какие олени?... Нет, он сошёл с ума! Я ему предлагаю красотку, а он хочет оленей. Да вы только женитесь - и у вас рога будут больше, чем у оленя!
Сегодня тёти Мини уже нет на земле. По нашему обычаю, умершим нельзя приносить цветы, но никто не сказал, что им нельзя дарить рассказы. Я написал его в память Мины Моисеевны и жалею только о том, что она его не услышит. Иначе она бы непременно сказала: - Между прочим, про меня мог бы сочинить и получше!
Аркадий ХАЙТ...
- Алло, алло, пожарнА?!
Срочно приезжайте - горЫть!
- Адрес???
- ГЭрцль 34 кв. 12
- Герцль? Это где?
- Та навпротив шука.
- Напротив чего?
- Та шУка! Ви шо, на шУке не бУли?
- Говорите конкретно. Какой это район?
- Та Ромема ж! ГорЫть. Хватит там расспрашивать, приИзжайте, потом я вам все раскажу.
- Но куда? Адрес???
- Так я ж сказала - Герцль, шоб он сдох, 34.
- Как туда ехать?
- Та шо там ехать. Пешком можно пройти. Это ж у центре. Давайте срочно... К нам вси автобуси ходять.
- Мы не знаем, где это . Это что, новий район?
- Та який там новый! Такий большой дом, полно марокканцив.
- Каких еще марокканцев?
- Та марокканских. Ви шо, марокканцив не бачили? Чорние такие у трусах. Златая цепь на дубе том. Кричать все время.
- А, грузины?
- Та яки там в биса грузины? Марокканци! Ну музика у них такая занудливая, дрин дрин.
- А, казахи?
- Та идить ви с вашими шуточками. Нашли время. Вы приедете или нет?
- Но мы не знаем такой улицы.
- Ну едете по Яффо, сворачиваете налево и ось вам Герцль.
- По Яффо?
- Ну а як же еще? Яффо це ж центральная улица ее вси знають.
- Ви откуда звоните?
- Та из дому ж и звоню. ГорЫть УсЁ.
- Говорите конкретно, как к вам проехать.
- Та я ж сказала - по Яффо и налево. Вам любой скажет. Герцль. Вы шо, про Герцля не слышали. Ну той, шо с бородой, обещав всем счастливую жизнь.
- Карл Маркс?
- Та який там Маркс? Ви дови%буетеся шо все сгорить. Ви едете чи не?
- Проспект Маркса 34 ? Здесь никакого пожара нет.
- Засуньте вашего Маркса себе в пожарну машину. Я говорю Герцль, а вони мене Маркса тычуть. Та на якого биса нам тут здався ваш Маркс! Нам свого Герцля хватае. Спасите! Пожар!
- Подождите. Мы подняли в воздух пожарные вертолеты. Нигде никаких следов дыма не обнаружено.
- Та шо ви там, ослипли?! У нас весь дом в диму.
- Женщина, вы вообще трезвая?
- Ну випила, а шо низя? У нас тут водка по 6.50 - пей не хочу.
- Это где же вы нашли водку за 6.50???
- Та у нас в макОлете.
- Где???
- Ну у лавке же. Я пишла за водой, такая жара, дай думаю захвачу бутылку Голды. Може до мене ктось прийде, може я кудись пойду. Ничего така водка, пить можна.
- Погодите, какая жара?
- Та градусов 60, я ж не меряла.
- Как 60? Да на улице дождь проливной идет.
- Та шо ви такое говорите? Раньше Рош А Шана дождя не будет.
- Раньше чего?
- Та Рош ашанА. Новый год. Через месяц.
- Как через месяц? Еще полгода до Нового года.
- Так то по-нашому. А по-ихньому вже новый год!
- Погодите, вы куда звоните?
- Та у пожарную ж!
- Какого района?
- Та скоко вам раз повторять - Герцля, шоб его на том свете в костре варили, как он нас усех сюда завиз.
- Куда? Вы из какого города звоните?
- Та ж с Ирусалиму.
- А чего ж вы в Киев звоните?
- А куди же мени звонить, як они тута нашого языка не понимають. Так вы им позвоните и по-своему, по-пожарному объясните. Горыть!!!
Автор - Марьян Беленький...
"А бухарише мамэ!"...
День начался хуже некуда. Позвонила мама. И не просто позвонила, а с предупреждением. Грозным предупреждением:
— Дейвид! — мама всегда тянула гласные, когда звала его по имени. Впрочем не только его и не только она, похоже все бухарские так делают, — Хэллоу, Дейвид!
— Да, мама, — сонным голосом ответил Дейв, с трудом отрывая голову от подушки. Гаш! Сегодня нужно было раньше встать, хоть немного еще подучить к тесту.
— Довидик, у меня для тебя сюрприз, — Дейвид как перед собой увидел, что мама расплылась в улыбке, — и даже не вздумай меня перебивать. Тебе сегодня позвонит девочка. Я дала ей твой селл намбар. Ты увидешь, это не девочка, это куколка.
— Мам, как я увижу, — попытался пошутить Дейв, — ты же ей дала селл, а не скайп.
— Я сказала, не перебивай! Это хорошая девочка, из хорошей семьи. Представляешь себе, она тоже студентка-медичка, а главное, она красавица и тоже с махалли, не городская!
Дейвида привезли в Штаты в 5 лет и он очень смутно помнил что такое махалля, но часто слышал от мамы, что махаллинские евреи не брали в жены девочек из города, потому что в старогородские куда порядочнее чем городские. Они хозяйственнее, они религиознее, они покладистее, вообще — высшая каста. От папы он такого не слышал. Папа был городским.
— Ма, какая девушка, у меня сегодня тест. Мне просто не до девочек. Вообще не до чего, ма, я тебе перезвоню завтра, ладно? Или послезавтра.
— Говорила я…
Что говорила мама Дейв не дослушал, он оставил телефон на столе, чтобы мама выговорилась, а сам побежал в душ.
Дейв учился в медицинской школе, учился хорошо, так что получал стипендию, которая полностью покрывала оплату за учебу Кроме того ему давали деньги на жилье и учебники, поэтому он мог себе позволить снять с друзьями квартиру, хотя родители жили в том же городе и в принципе он мог бы сэкономить на квартплате. Но жить с родителями в его возрасте уже не слишком приятно, к тому же братишка десяти лет и две сестры-невесты это не лучшие соседи, когда тебе нужно корпеть над учебниками.
Когда он вышел из душевой, то заметил, что мама повесила трубку, зато прислала СМС: «Негодяй, я знаю что ты оставил трубку! Попробуй не встретиться с Леночкой!». Угу. Конечно. Все время убегать.
Тест был сложным, бедный студент (папино выражение, папа никогда не говорил просто «студент», студент у папы всегда был бедным) вышел после него, чувствуя себя выжатым лимоном, ко которому стекают последние капли сока. Оставалось добраться до постели, вытащить учебник и посмотреть, на сколько вопросов он ответил неправильно. Впрочем, когда постель и учебник оказались рядом, он забыл те вопросы, ответы на которые он хотел посмотреть. Тогда он просто завалился на кровать, взял в руки смартфон и начал бессмысленно тыкать пальцами в экран, перелистывая страницы браузера, не будучи способным сосредоточиться ни на одной из них. Внезапно браузер потух и на его месте засветилось окно звонка. Номер был незнакомым, но он ответил привычное «Хэллоу». Ему ответил незнакомый, но приятный женский голос, который как не странно звучал несколько раздраженно. Девушка на том конце говорила по-английски, с легким акцентом, он не мог понять каким:
— Здравствуйте, могу я поговорить с Дейвидом?
— Дейвид говорит.
— Здравствуйте… еще раз. Меня зовут Хелен. Я даже не знаю как начать, мне Ваш телефон дала Ваша мать…
— А, понимаю, Вы, наверное, Лена, — молодой человек намеренно произнес имя девушки по-русски, к тому же с деланным русским акцентом, как его пародируют американцы, получилось почти Лиэна.
— Именно, — приятный голосок все более звучал раздраженно, — Дейвид, я даже не знаю как начать, понимаете, я сейчас очень занята учебой и совершенно не заинтересована в отношениях с парнями. Мне очень не хочется Вас обижать, но я полагаю, что Вам стоит подумать о другой поисках кандидатуры.
Дейвид открыл рот и ничего не мог сказать. Пауза получилась затянувшейся, в лучших традициях советских театров.
— Гхкхм, — наконец выговорил он, — Теперь моя очередь не знать с чего начать… Простите, у меня был тяжелый день, я сдавал важный тест и потерял способность быстро понимать сказанное. Вы простите, зачем звоните?
— Как зачем? — голосок зазвучал не столько раздраженно, сколько удивленно, — Чтобы Вы оставили думать обо мне и жили своей обычной жизнью, на Вашем пути, я уверена, встретится еще немало хороших девушек.
— Я? Простите, но я впервые услышал о Вас сегодня утром, причем мне было сказано, что Вы позвоните и я должен с Вами поговорить. И если честно, то меня это не обрадовало, поскольку я тоже занят учебой и в мои планы никак не входит тратить время на девушку.
Наступило время для паузы со стороны Лены. Потом послышался его смех. Дейв почувствовал, что у него внутри волна возмущения прошла и он тоже рассмеялся, громко, от души. После нескольких минут смеха они начали выяснять в что же произошло. Оказывается, что мама Лены сказала ей, что по ней сохнет парень, очень хороший, настоящий питерский интеллигент, и что она просто обязана ему позвонить и встретиться, иначе этот Ромео может с собой что-то сделать.
— Погодите, так Вы не выросли на махалле? — сквозь смех произнес Дейвид.
— На чем? На мехиле? Что такое мехила? — давясь смешком ответила Хелен, — я родилась здесь, в Нью-Йорке.
— Ну, родители наверное рассказывали про махаллю, мне так все уши прожужжали про Самарканд, в котором есть еврейская махалля.
— Я не уверена, Самарканд — это рядом с Питером?
— Питер — это Санкт-Петербург? Ну где-то рядом, тоже в Союзе. Но от Москвы далеко, мы часа четыре летели. Так Ваша семья — не бухарские?
— Нет, мы — европейцы, — Лена хохотнула, — высшая каста.
Проболтали еще минуть десять о всяких пустяках, попрощались и пообещали друг другу больше не поддаваться на провокации родителей.
В следующий шаббат Дейвид поехал домой к родителям. Раза в два месяц он проводил с выходные с ними. После трапезы мама осторожно, как ей казалось, начала расспрашивать своего первенца о Лене.
— Довидик, Ну как тебе понравилась Леночка? Красавица, правда? Вы уже назначили следующее свидание?
— Мама, ты представляешь себе, — сыночек решил сыграть в обманутого покупателя и сделал круглые глаза, — она не с махалли! Она вообще хундулька! Ой-бой, мама-джон!
Он почти не знал бухарского языка, его словарный запас ограничивался десятком слов, в основном междометиями и названием блюд, но акцент он подделывал мастерски. Мама насупилась:
— Э, сыночек, не будь таким расистом! — мама приехала в Штаты в сознательном возрасте, но хорошо уяснила, что одно упоминание о расизме может смутить любого американца, в том числе и ее детей, — в конце концов, ашкеназы — наши братья и такие же евреи как и мы…
— Мама, — перебил ее Дейв, — жениться на братьях — это кровосмешение, хорошо хоть, что она все же сестра, а не брат, а то на гей-брак я не согласен совсем!
— Да ну тебя, дурачок, все у тебя шуточки, — в сердцах ответила мать. Она повернулась к отцу и перешла с ним на бухарский, видимо жалуясь на сына и требуя воздействовать на него. Папа подмигнул сыну и сказал по-русски:
— Бачим, в общем так, если ты к следующему шаббату не родишь с этой хундулькой нам с мамой внука, можешь домой больше не приходить. Хотя нет, погоди, это награда, а не наказание для такого оболтуса. Наоборот, каждый шаббат будешь проводить дома.
— Тьфу на вас обоих, — насупилась мама, — марш спать, болтуны.
На следующий день выяснилось, что хитроумный план выдумали две мамы, Довида и Елены, которые как оказалось вместе учились в университете в том самом Питере, а недавно случайно встретились и выяснили, что их мальчик и девочка почти ровесники. Мир тесен. Погодите, как так? Мама Довида, девочка с махалли, где самые строгие нравы училась в так далеко от дома и наверное жила в общежитии? Да, так оно и было. Там же она и повстречала папу. Все, молчу-молчу-молчу, а то еще и мне влетит от мамы Дейвида...
Прошло недели две, Дейв отдыхал после экзаменов и собирался это сделать с пользой для души. Ну, то есть поехать отметить шаббат к раввину в Нью Джерси. Там собиралась молодежная компания, все его колледжевские друзья. Ездил он сюда регулярно, по крайней мере раз в месяц, ели, пили и спали дома у раввина человек тридцать, как ребецен угадывала на сколько гостей готовить, оставалось загадкой, поскольку никто никогда не предупреждал, что приедет. Довид ездил сюда почти тайком от мамы, которая хоть и хвасталась тем, что происходит из семьи самых знаменитых в Средней Азии раввинов, да и сама была за соблюдение традиций, но в меру. Без фанатизма, а то знаете, вон у подруги ее знакомой сын вот так ходил-ходил, а потом пейсатым стал, у мамы не кушает. Представьте себе ужас бухарской мамы, представившей, что ее сынок не будет кушать бахш, приготовленный ее любящими руками. Представили? Не можете? Ну тогда представьте себе ядерный конфликт между Америкой и Россией. Вот примерно то же самое, но в случае с бухарской мамой все гораздо страшнее и драматичнее. Но мы отвлеклись от Дейвида. Он натягивал на себя свежую майку, когда ему кто-то позвонил. Телефон был знакомым, но в памяти смартфона не зафиксирован.
— Хеллоу?
— Здравствуйте, можно поговорить с Дейвом?
— Дейв говорит.
— Здравствуйте еще раз, это Хелен, — раздался в трубке знакомый голос дочери маминой подружки.
— А… ммм… здравствуйте, Хелен.
— Дейв, у меня к Вам деловое предложение, — как-то скороговоркой произнесла Лена, — помните наш прошлый разговор?
— Да, конечно помню, — откликнулся парень, совершенно не понимающий, о чем может пойти речь.
— Ну так вот, даже не знаю с чего начать…
— О, это похоже Ваш фирменный стиль, — сказал Дейв мягко, чтобы шутка не показалась грубой. Он вообще не умел быть грубым с девушками, впрочем и с ребятами тоже, — говорите прямо, сэкономим время. Тут должен стоять смайлик, с улыбкой до ушей.
— Спасибо, — более успокоенным голосом сказала девушка, — понимаете, я поскандалила слегка с мамой после того разговора. Короче говоря, похоже мне не дадут спокойно закончить колледж, если я не заведу себе парня. Мне уже 25, пока закончу будет почти 27. Мама считает, что если уж не замуж, то хотя бы встречаться с кем-то к такому возрасту я должна.
— А Вы не хотите?
— Конечно не хочу, я занята, да к тому же, я знаю чем заканчиваются свидания, это не для меня, — она замнулась и как бы с надеждой продолжила, — вроде и не для Вас тоже?
— Ну, почти, только я то чем могу помочь?
— Я все продумала. Если мы скажем, что начали встречаться, то они отстанут. А мы сможем спокойно жить. Только раз в неделю будем перезваниваться и придумывать где мы были, что вместе делали, ну чтобы не спалиться.
— Смеётесь? — Довид подумал, что она, впрочем, вслух он бы никогда бы ее так не назвал, он был хорошо воспитан.
— Нет! — ну согласитесь план то гениальный!
— Хотя, в этом что-то…
Дейв задумался. Предложение заманчивое. Ему учиться еще почти год, на это время можно поиграть, а потом объяснят родителям, что не подошли друг другу. Так и поступили. Морочить голову родителям оказалось занятием забавным. Сначала их беседы по телефону стали проводиться в режиме пятиминуток каждую пятницу. Потом простые сюжеты закончились и они стали проводить на телефоне дольше времени, выдумывая приключения которые с ними якобы происходили. Через пару месяцев разговоры стали проходить примерно по часу, причем результат их выдумок перестал быть насущной необходимостью, поскольку привыкшие к их якобы свиданиям родители уже почти и не интересовались чем они занимаются. Но отменять звонки молодые не решились, чем черт не шутит, вдруг родители заинтересуются опять? Как-то незаметно они стали называть друг друга по-русски и на «ты». Лена и Дава, потом вообще перешли на русский язык между собой после того, как в комнату Дейва зашел сосед, который говорил по-французски и английски, а вот русского не понимал. Через полгода СМСки в течении дня стали делом обыденным. Причем месседжи, да и разговоры все меньше имели отношения к их хитроумному плану, они просто болтали. Думаете у них все сладилось? Ничуть не бывало, они даже не видели друг друга. Просто им было забавно обмениваться шутками по СМС, ну примерно как вам сумасбродить на Фейсбуке. Прошел год, они оба уже заканчивали учебу, он вот-вот должен был стать доктором медицины и искать резидентуру в госпитале, она доктором психологии и начинать карьеру. Скоро пора было «поругаться и не сойтись характерами». Но разговор об этом откладывали. Дейв предупредил Лену, что на этой недели пятничная беседа не состоится, он едет на шаббатон, где будет большая компания парней к своему раввину, как оказалось, Лена стала делать первые шаги в еврейской жизни и собиралась на девичий шаббатон к реббецен. Они попрощались в четверг через текст-месседж до следующей недели. На следующий день Дава отправился в Нью Джерси, как ни странно, думая о том, что ему сейчас не хватает болтовни с Леной. Приехал он позже обычного и был неприятно удивлен тем, что в доме у раввина ему места не нашлось, там был устроен шаббатон для девочек, поэтому ночевать ему предложили в соседнем доме, который сегодня принимал пацанов, но на трапезу, конечно его раввин его ждал. После вечерней молитвы Дейвид немного задержался в синагоге, потому на трапезу запоздал, конечно, за столом, где было сорок человек гостей, его ждать не стали, потому пир был в самом разгаре.
— О, Дейвид! Проходи, сделай себе кидуш, вот вино, вот хлеб, — произнес успевший непонятно когда и чего выпить Джейк, его сокурсник, — девушки, прошу люить и жаловать, это Дейв, лучший красавчик на курсе!
Ребецен тут же осадила Джейка, и тот занялся салатом. Когда Дава уселся рядом с ним и произнеся кидуш принялся кушать, тот ему громким шепотом сказал на ухо:
— Чувак, я никогда не видел такого цветника. Глянь вон на ту, брюнетку с зелеными глазами.
Дэйвид дал ему подзатыльник и опустил глаза в тарелку. Но брюнетку он все же заметил. Она его кольнула взглядом и оцарапала что-то в груди. Не слишком сильно, но чувствительно. После трапезы, ночью, лежа в постели в соседнем доме, он вдруг подумал и сам чуть не расхохотался. Подумал о том, что эта зеленоглазая все таки запала ему в душу, но его, послушайте, сердце уже занято Леной. И не изменяет ли он ей, думая об этой незнакомке? Он чуть не рассмеялся от собственных мыслей. Мужику скоро 27 лет! А в голове чушь собачья, достойная подростка. Следующий день он провел молитве и рассуждениях о Торе, но мысль о том, что он кажется влюбился и при том сам не понимает в кого, то ли в Лену, то ли в незнакомую брюнетку с зелеными глазами его не отпускала от себя. Под вечер он решился. Решился выяснить, так ли ему понравилась брюнеточка. То есть нужно с ней заговорить и дело выяснится само собой. Дейв улучил момент и подошел к незнакомке, толком не зная, что он ей скажет, чтобы завязать разговор:
— Привет, — начал он.
— Привет, — ответил ему по-русски приятный голос, давно знакомый ему по телефонным разговорам, — а я думала ты так и не подойдешь.
В общем свадьбу сыграли через полгода по смешанной бухарско-ашкеназской традиции. На свадьбе мама подошла к Довидику и сказала:
— Ну вот, видишь, мама плохого не посоветует!
© Copyright: Рошель Касоб, 2
Письмо Богу
Рассказ
— Будем говорить откровенно, — сказал доктор, — болезнь ваша неизлечима, и осталось вам не так уж долго. Я могу назначить вам химиотерапию, от которой вас будет тошнить и выпадут все волосы, но это лишь продлит ненадолго ваши мучения. Мой вам совет — не нужна вам никакая химиотерапия. Будь я вашим врачом в России, я бы вам этого не сказал.
— И что, действительно ничего нельзя сделать? — Марков не узнал своего голоса.
— Неужели вы думаете, что если бы существовало какое-нибудь лекарство, то я бы вам его не выписал?
— Так что же мне делать?
— Я вам дам направление к психологу. Вы сможете обсудить с ним все проблемы. Извините, но меня ждут другие больные.
Маркова подташнивало. От намеченного похода в Русский Магазин за селедкой и салом нечего было и думать.
На улице сновали взад-вперед девушки в облегающих брюках и юбках, сквозь которые отчетливо проступала линия трусов. Ноготки их ножек в босоножках были выкрашены лаком разного цвета — у одной — желтые, у другой — зеленые...
— Они тут будут бегать взад-вперед, живые, а я... Ну почему я? И за что? Что я такого сделал? Не воровал, детей вырастил. Даже не курил.
Он изо всех сил попытался представить себе — как все это будет без меня. Девчонки так же будут сидеть в автобусах, закинув ногу за ногу, в Русском Магазине так же будут продавать все 50 сортов колбасы и селедку «матиас», только его самого не будет. Эта простая мысль в голове не укладывалась. И тогда Марков решил написать письмо:
«Уважаемый Бог! Я всю жизнь вкалывал по полторы смены, чтобы поднять детей, А дети сейчас в Израиле вкалывают по две смены, чтоб за квартиру заплатить. Сын говорит, что у них на заводе только русские и работают, израильтяне по 12 часов в день работать не приучены. Про меня дети уже не вспоминают. Материально им помощь я не могу, а советы мои им не нужны.
Что я видел в жизни? Придешь домой вечером после работы — ноги гудят, перед телевизором посидишь, покушаешь и спать. И вот здесь теперь вроде кажется — живи в свое удовольствие, когда нет хамсина. А в Русском Магазине — и вареники, и колбаса всякая, только денег нету. Я первое время оглядывался — а ну подойдет кто-нибудь и скажет: «Ваш пропуск, гражданин?!»
Что мне в жизни осталось?
Жена меня давно бросила, дети не звонят. В прошлый раз лекторша очень интересно говорила про разнообразное питание, но где взять на это деньги, так она этого не сказала. Я уже не говорю про икру, но больше ста грамм колбасы я себе позволить не могу, ну там еще грибы маринованные, капуста квашеная. Я пробовал сам делать, выходит гораздо дешевле, но как в Русском Магазине не получается. Женщины на меня уже внимания никакого не обращают. Так вот теперь еще это. Ну кому будет легче, если ... А?»
Марков вложил в конверт копию удостоверения личности, написал на конверте «Господу Богу». Потом подумал и дописал на иврите: «Адонай элокейну адонай эхад». Марков ходил в пенсионерскую ешиву — там платили сто шекелей в месяц и приносили на занятия печенье и колу. Приклеил марку и опустил письмо в почтовый ящик местной почты «только для корреспонденции в Иерусалим».
Звонок телефона звучал нахально и без перерыва:
— Вы писали на имя Господа? — строго спросил женский голос,— не кладите трубку.
— Алло! — голос в трубке отдавал колоколом. Так, наверно, читал первосвященник в Храме. В трубке звучало какое-то эхо, повторявшее каждую фразу: — Мы с товарищами прочли ваше письмо. Нам непонятно, чего же вы, собственно, просите.
— Как чего? Жить?
— Зачем?
— Как это зачем?
— Ну, понимаете, люди к нам обращаются с конкретными просьбами — одному нужно три месяца, чтобы роман дописать, другому — полгода на завершение открытия, третий просит неделю, чтобы слетать в Баку — дать по морде лучшему другу, что стучал на него в КГБ. А вам для чего?
— Да, Господи, выйдешь утром , пока не жарко, птички это самое, у девчонок бретельки от лифчика выглядывают из-под футболок, в лавке сметана 30-процентная без очереди...
— Значит, просто так? Этого многие хотят. (В трубке задумчиво промолчали). Ну, хорошо. Знаете что, в порядке исключения. Мы тут с товарищами посовещались и решили отменить ваш диагноз.
— Спасибо, товарищ Бог! А мне ... Я что должен делать? Если вы рассчитываете на добровольные пожертвования, так у меня вместе с социальной надбавкой... — сами знаете.
— Знаем, знаем, как же.
— Может, в ешиву круглосуточную записаться?
— Эти ортодоксы у меня уже в печенках сидят.
— Господи, вы что, не дай Бог, реформист?
— Да ортодокс я, только пусть эти, в черных лапсердаках не выставляют себя Моими единственными интерпретаторами. Давайте не будем касаться этой непростой темы.
— Так что же мне делать, Господи?
— А ничего. Просто живите.
— Господи, если уже все равно жить, так может сразу жить хорошо, а? Вы можете как-то договориться в нац. страховании насчет увеличения пособия? А то в магазин зайдешь, так слюна течет, а купить ничего не можешь.
— Э, нет, куда мне с ними тягаться? Ну ладно, меня другие клиенты ждут. Если что, пишите. Только не заказным.
В трубке послышались гудки.
Сразу же после разговора у Маркова созрел План. Он положил в кулек ложку, поехал в Русский Магазин, купил за 28 шекелей баночку красной икры и сожрал ее, не отходя от кассы. Так он отметил свое второе рождение.
— Это поразительно — врач был в шоке,— неоперабельная опухоль в последней стадии исчезла! Скажите, что вы принимали?
— Да ничего, разве пива иногда выпьешь. Но конечно, не каждый день. С моей пенсией...
— Это просто поразительно! Я напишу статью в американский медицинский журнал.
* * *
А теперь мы оставим Маркова и перенесемся в другую семью, где разговаривают муж и жена:
— Ох и доиграешься ты, Сашка, с этими письмами. С таким трудом тебя на почту пропихнули. Кто тебе дал право открывать чужие письма, звонить незнакомым людям, представляться то Снегурочкой, то то президентом Израиля?
— А кто узнает? Ну кто? Письма-то не заказные. Кто проверит? А может, я человеку жизнь спас.
— Тебе-то кто тебе спасибо за это скажет? Кто хоть шекель даст? Лучше бы в ночную охрану пошел. Худо-бедно, еще полторы тысячи приносил бы.
— А спать когда?
— Спать, спать. А за квартиру за тебя Герцль платить будет?
Но Саша не слушал. Он распечатывал очередное письмо.
На конверте аккуратным детским почерком было выведено: Israel, Jerоsоlimo, santa Madonna.
Письмо было из Италии...
(Марьян Беленький)