Стояло типичное питерское полулето. Полужарко, полухолодно, полусухо, полумокро. Получувства. Уже тогда все начало постепенно осыпаться, срастаться в комья, медленно катиться, разбиваться о шершавые выступы и по крохам растворяться в буйном потоке жизненных неурядиц. Я только приехала из Франции, где провела совершенно безумный месяц: 5 часовой сон, непроходящие синяки от велика, испанцы, жаждущие разделить алкогольную чашу с несдающимися русскими, стаи мышей в парижском метро, кучи мусора перед башней, назойливые негры-продавцы, ежедневные пати с контингентом кому за 80, шпатели, килограммы цемента, реставрация под 40 градусным жаром, исключительно розовое и абсолютно отвратительное вино, пересохший океан, наивысочайший курс евро, мокрые объятия, сырое мясо в качестве деликатеса, неугомонные политические дебаты на ломанном английском, вечная спешка, бесконечные экскурсии, ни минуты покоя! Все было чудесно. Мои светлые волосы стали почти прозрачными под воздействием солнечных ванн, а кожа превратилась в разлинованную недозебру, которая по лошадиной глупости загорала в шортах и футболке.
Мы встретились на Невском. Я вырядилась в белые капри, обтягивающие ноги до крайней степени замедления кровообращения, черные босоножки на платформе, внутренняя часть которых мгновенно становилась влажной при самом невинном совокуплении со ступней, а мизинцы выскальзывали, как рыба из лап медведя, в темную безрукавку и розовую замшевую куртку. Мы пошли гулять. Бесцельно прохаживаясь по набережным и узким улочкам, я словила себя на мысли, что я не знаю о чем с тобой говорить. Судорожно прошу мозг подкинуть пару вопросов, чтобы хоть чем-то прикрыть дыры неловкого молчания. Такое бывает, когда общаешься с малознакомым человеком, ведешь вынужденный милый диалог, потому что он твой новый коллега или друг сестры либо приятель, с которым не видались много зим. Из кожи вон лезешь, чтобы выглядеть непринужденным и легким на продолжительные лязги, хотя ни на секунду не можешь расслабиться, ибо твоему собеседнику и дела нет до раздражающих пауз, он их просто не замечает, обрывая жизнеспособную мысль чем-то вроде"ну, ясно, как интересно, эмм, аа" и тд. И вся ответственность за построение конструктивной взаимотерпимой коммуникации ложится на твои плечи.
Так вот, мы пришли в парк, который привлекал петербуржцев освежающим озером и сравнительно чистым газоном, служившим пастелью для влюбленных, облаком для мечтателей с книгами, тренировочным полем для спортсменов, обеденным столом для пикникоманов и просто кучей травы для нас.. Мы нашли свободную лавочку. Ты положил голову мне на колени, и мы стали натянуто болтать о том, о сем. Капля с треском стукнулась о твой лоб. Ты сделал расстроенный вид и предложил разъехаться по домам. Допустимый лимит нашего совместного присутствия в одном и том же месте сократился до часа. Я сказала, что останусь. Сейчас начнется ливень, мы промокнем, заболеем, бла бла бла. Пока мы пререкались, первые крупные водяные шарики мочили волосы, завивая обратно с таким трудом вытянутые пряди. Побежали под густую иву. Я разорвала пакет, расстелила, и мы сели на ту самую кучу травы. Это был невероятно сильный и ошеломляюще внезапный дождь: казалось, он вырос из под земли и будет поливать снизу бесконечно. Нева переполнится и нас смоет, как неприятное воспоминание. Непогода набирала обороты, исполняя сольные ноты плохого настроения под звучный грохочущий аккомпанемент. Упругая жидкость стала просачиваться сквозь крону, и мы постепенно размякли. Ты накинул на меня свою куртку, помог подняться и крепко прижал, чтобы стало теплее. Я вдыхала запах сладкого тела и напорфюменной футболки. Ты обхватил мой подбородок двумя пальцами, приподнял голову и встретил губы своими. Я забыла о ливне, проникающим сквозь кожный покров в пересушенное чистилище, о толпе влюбленных, мечтателей, спортсменнов и пикникоманов, разделивших с нами неограниченно ограниченное простоанство сомнительного укрытия, о своем страхе неловкого молчания, ведь в кой-то веки слова были излишни. Наши чувства растворялись во всемирном потопе, догорали в это самое мгновение, погибали от переизбытка волшебства, грели нас в последний раз...