легко свыкаешься с тем, что нарисованное дерево не заколышет живыми ветками.
что слова из уст твоих не выльются словно в бокал душистое вино.
что соленая влага мне туманит глаза вечерами, ведь не имя ты носишь-а метку
или она тебя.
в общем, все вы с ней за одно.
/нырнула в тень и стала ею/
невозможно свыкнуться с тем, что мои мысли ломают и корёжат буквы.
под грузом тяжести они теряют тонкость, особую пластику, четкость форм.
невозможно свыкнуться с тем, что руки твои отвычно-чужие.
и путаю теплое с мягким попутно.
я- неряха поэт.
ты-роняешь вещи вниз на рельсы с станционных платформ.
я могу тебе рассказать как я ненавидела удушающий черный шарф, сжимавший шею до хруста позвонков,
ненавидела его черное пальто, субботы. запах гари. черт еще знает что.
и бесконечно долго просить тебя «не читай никогда моих стихов»
они все про тебя и отвратительно честные.
жаль, что ими ничего не исправить.
ни-че-го.
в них строка догоняет строку и убегая кричит «ты водишь!»
я принимаю чужие слова за свои, меняю порядок их справа налево и слева направо.
мне нравилось подвывать скулящим стенам моей комнаты. стонать, как ты стонешь.
потому что я чувствую ту же тоску, что и они. я слыбый зверь. он наверно опять все наврал мне.
мне нравится обнимать твое фантомное тело, кричать напоследок/вдогонку
я узнаю тебя каждый раз, как человека, носящим то же клеймо.
ты гладишь меня по волосам.
я борюсь с желанием вцепиться пальцами тебе в воротник или зубами в глотку.
за твое «все что было дорого-сожжено».
/все неизменно месяцами. все низменно./
я повторяю тебя словно песню.
мы больше проходим друг друга насквозь, чем касаемся.
я пишу тебе изредка о своей мигрени, о том что на Юпитере и Сатурне идут алмазные дожди.
я стригу свои волосы
чтобы никому кроме тебя не нравится.
я признаюсь тебе в нелюбви.