Немножко зимы...

Учитель Николай
  Молитвенный дом зимы. Скрипы тропинок, вздохи снегиря в палисаднике перед школой. Белое благообразие, лишенное нечистот, сквернословия, суеты. Чуть затуманенное бледно-голубой дымкой солнце к лицу этому храму чистоты и тишины. Мягкий,  врачующий свет его наполняет улочки деревни, поля, долину реки. Наверное, в пору моим годам седенькое посверкивание снежной крошки – не утомительное, не режущее глаз, а меланхоличное. Небесный колодец исполнен неторопливого электрического попыхивания искр снега.
  Чистенькие сугробы, девственные раскатанные снежные рулоны по крышам домов, легкий  пушок свежевыпавшего снега на дорожках. Едва прижмешь лопату – он течет от неё, от земли испуганными белыми пчелами, и снова мягко оседает на мостках, на тропинках у дома.


  Утром – графика трубы котельной и дыма на холодной розовой щетинке восхода. Зябкие контуры.
  А на западе мягко, притушено. В нарождающуюся тонкую кисею облаков дня садится луна. Между лап сосен. Неподвижно всё: ветви, снег, луна, тени. И ежеминутно меняющееся веселье востока – не греющее.
  Утро марта… Предтеча – по свету и запаху. Чему-то неуловимому, чему коллеги не верят…
  Весь день снег. Тихий. Знаете: в ярком и чистом свете дня, в котором солнце явственно живет за облаками, вдруг - снег. Светлый, дневной, солнечный снег. Так действует на нас только первый снег. А к этому примешивается еще и – предощущение весны, а главное – длинных и светлых дней!


  …Вечером – удивительный свет. На западе, над темными, неуютными тучами, вспыхнуло мутно-опаловое сияние. Оно окрасило снега, припорошенный инеем лес, заснеженные крыши домов, сараев. Ощущение подарка, которого не можешь собрать: так он рассеян симпатично вокруг тебя, и так ты сам растерян от щедрости подаренного света, сияния «фаворского». Некая зыбкость и не отталкивающая искусственность… Не острый фокус солнца ли, луны, а проникшее в поры всего сущего. Опаловое везде. И в самом тебе.
  И в это же время на востоке – глубочайшие по синеве прорывы, схожие скорее с грозовыми тучами, и на них выдохшиеся, бледные облака – как сдутые воздушные шарики…


  Снегирь-сановник  устроился в малиннике, наполовину утонувшем в снеге. Осмотрелся и начал опустошать чашечки плодов. Ягод, конечно, нет. Но что-то в навершиях темных привлекает его аппетит. Но удивило другое: как ловок, чертяга, как изящен в движениях толстячок красногрудый!
  То вьется у ветки, как колибри, то, устроившись на ней, артистично  вытягивает шейку – влево-вправо, влево-вправо…  А то запрокидывает головку с клювом в невообразимом кульбите и ловко целит ударом. По снегу бегать не охотник. Обозначил едва-едва следок на сугробе, вспорхнул, зацепился и повис – вниз головой. И опять выцеливает. И стучит по сохлым розеткам. Сколько живу, а такого резвунчика впервые вижу. Жаль, мало погостил.