Как говорится, «день чудесный!»
Морозец, выходной, пикник.
Бежит лыжня по кромке леса,
Дымится на углях шашлык.
Играет музычка из Хонды,
Везенье: за рулем не я!
Уже накачено по полной,
И жизнь наладили друзья.
Я отошел до ближней ёлки.
И, всматриваясь в снежный лес,
Вдруг вспомнил: чёрные осколки,
Сгорая, сыпались с небес.
Здесь я поднялся из окопа,
Отяжелевший, как баул.
Под хриплый крик, под стон и шёпот,
Под нараставший сверху гул.
Там поле жижею вскипало,
Мешая землю, кровь и снег.
Товарищ верный мой, Степанов,
Однополчанин и главмех,
Подкошен, нАвзничь опрокинут.
Я вспомнил взорванный прицеп,
Рот, искривленный страшной миной,
Белки на угольном лице.
Я знал, что он уже не видит
Ни этот ад, ни мой рывок.
Но тело друга фрицу-гниде
Оставить ну никак не мог.
Там, под шинелью, письма маме
И в гильзе с адресом портрет.
Я полз к нему, забыв о ране,
И путь мой длился сотню лет.
Я знал тот путь до каждой кочки,
Травинки, вмерзшей в колкий наст,
Как знал Степанова и, точно —
Что он в атаке не предаст.
Я волочил его за ворот,
Мы оставляли красный трек.
Был горизонт бомбежкой вспорот,
И смертен каждый человек.
Под елью, тут, моя могила.
За обелиск — хвоЯ и лёд.
Я вспомнил, как меня убило
И весь второй пехотный взвод…
Вдруг снова: солнце в небе синем,
Нетронут чистый снег в полях.
Но почему же так противен
Мне запах мяса на углях?