СТИХИ, НАПИСАННЫЕ ПЕРЕД СНОМ
1.
Я пишу тебе эти строки, строки
ровно в полночь, когда пороки,
улучив момент, что уснули боги,
ощущаются, как награды,
как достоинства. И в итоге
кровь в башку ударяет, а ноги
холодеют. И нет ни тоги
их согреть, ни тебя нет рядом.
2.
Вот и начат нами последний месяц
этой старой зимы. Будет ли уместен
общий восторг по тому, что вместе
нам остаться всё меньше шансов?
Всё трудней стареющему повесе
пережить финал любви, ибо весь я
уподоблен финалу и в равновесье
чувств без помощи не удержаться.
3.
Только в юные годы любовь, как школа,
благодатна, хотя возбужденьем пола
ограничивается и голой
оставляет душу. Другое дело
мой почти почтенный и невесёлый
средний возраст – смычком виолы
можно ранить душу, как острым колом.
А тем паче – что может сделать дева!
4.
Без тебя мне тише жить, но не легче.
Не знаю, как время, но сон не лечит.
Читаю статьи о знаках речи,
развенчивая де Соссюра и Шаффа.
Так незаметно проходит вечер.
Он говорит мне, что я увечен
в силу того, что тебе на плечи
ни головы, ни руки, ни шарфа
5.
я положить не могу, поскольку
нету ни плеч, ни тебя, а только
мысль, поражающая осколком,
как ни банально, – воспоминаний.
Всего уже не припомнишь толком.
Помню, играли в волчицу, волка,
не называя друг друга долго
своими привычными именами.
6.
В большей мере, конечно, память
искрит изогнутыми телами,
ртами разверзшимися, губами,
пожирающими в момент накала
плоти жар, или даже – пламя,
ибо сгорели мы в общем плане
от такой стремительности в романе.
Сила плюс скорость дают нокаут.
7.
Но о нокауте рано, впрочем.
Пока вместо точки поставим прочерк.
Или бессмысленность многоточий…
Давай уподобим финал премьере,
чтоб содрогнулась луна средь ночи,
чем окончательно и упрочим
наш роман среди всяких прочих
во времени и атмосфере.
8.
Мы помудрели и, может статься,
ты поймешь, как наш друг Гораций,
что лучшей из твоих диссертаций
та была, что писалась телом.
В литературе, как в бальных танцах,
"типологических абстракций"
такая масса, что в них разбираться
неблагодарное, в общем, дело.
9.
Раз у любви, как у пташки, крылья,
должен быть еще хвост и киля
острогрудость, но мы забыли
анатомию. Суть предмета
в том, чтобы правильно мы усилья
прилагали. И чтоб парили!
Только любим мы чаще в стиле
земноводных. Взлетать при этом?
10.
Я сижу один. В головах подушка.
Озаряет светильник мою макушку
и листы бумаги, где, словно стружка,
остаются фразы, то бишь изъятья
от дробления мыслей и их усушки.
Не мешало б выпить. «Так где же кружка?» –
как сказал бы благословенный Пушкин.
Вот она сейчас была б очень кстати.
11.
Только нет ни кружки, ни алкоголя.
Оттого я путано так глаголю.
И тебя нет рядом. Зато есть воля.
Только воля эта страшней удушья.
Пустота даёт ощущенье боли,
но не в силах я прокричать: «Доколе?»
И к тому же крик не играет роли,
если бремя наши разводит души.
12.
Я почти уснул. Стали шутки плоски.
Словно дикие кони на шахматных досках,
скачут мысли. И мозг в извёстке
подползающих сновидений.
Наших встреч в глазах мелькают полоски,
заплывают веки в тяжелом воске,
и торчат нелепые, как отростки,
расплетённые наши тени.
Сплю…