Я воинственно смел. Я оставил досужие шутки.
Я пришел со щитом. Ты мое воплощенье щита.
Ты была в белом платье и длинной серебряной шубке,
А теперь уже в красном, но шубка пока еще та,
И не надо смеяться. Смех лирике томной помеха,
Ведь не зря по Транссибу скрипучий гремел товарняк,
Что серебрянность знакова в крое и выделке меха,
А китайский скорняк, это вам не на грядке сорняк.
Двум ничьим как-то вдруг надоело мириться с ничейкой.
Захотелось конфет и букетов, и прочей амурной ботвы.
Растворяясь в лепнине, назвала нас дама ячейкой,
Что не банковской помню, а прочих нюансов, увы.
Разве только, что зал был помпезным и очень колонным,
Вроде как на Лаврова, дай памяти, как его звать?
Были кольца и водка. Их продали нам по талонам.
Все нормальные люди в то время не делали свадьб.
Те нормальные пишут: «в то время не делали свадеб.
В оскудевший компост плодотворное семя не сей».
Мемуары годятся для ветхих музеев-усадеб.
Наша дачка вникак не годится под этот музей.
Нашей дочке на радость обшил я доскою предбанник,
Но не мемориальной, обычной вагонной доской.
Семена проросли. Проходящий дорожкой ботаник,
Понимает, что дочь мне дороже, чем всякий левкой.
Сколько лет на роду, мы не спросим в лесу у кукушки.
Я с рожденья ку-ку. Ты стремительно скачешь с ума.
Бьет серебряный ключ или ржавый стучит по макушке
Я тебе не скажу. Ты узнаешь об этом сама.