в юности был влюблен в есенина и кобейна
был уверен что сойду с ума до восемнадцати
мне говорили улыбаться улыбаться улыбаться
а мне хотелось плакать долго и громко и водки или портвейна
потом мне было холодно и меня не грели ничьи руки
только куртка и шарфы болтавшиеся на мне как удавка
меня бесили посторонние холодные снисходительно глядевшие на меня суки
по утрам когда я ехал в школу в трамвае в котором была давка
этот холод въелся в мой мозг как дикие вопли родителей
когда я очередной раз приходил домой удолбанным
как ночи на улице или в вытрезвителе
куда бы я тогда не шел мне всегда было холодно
даже в жару плюс тридцать в миллионах курток с капюшоном
даже с квартирным вопросом после полугода на улице вроде решенным
даже под градусом даже с коксом на зеркальце в туалете
я никогда не был в жизни летом
никогда не был в жизни летом
у меня всегда были херовые дела все мутно и безнадежно
нытик или ****острадалец? да допускаю это возможно
а кто и когда дарил мне сердце пускай с трещинами и выбоинами
но еще живое
когда я писал углем молитвы господу богу на обоях
осознание пришло после никто и не должен был совершать нечто подобное
подтолкнуть меня с края обрыва было куда удобнее
и меня подтолкнули и я замерил скорость распада сознания
я остался наедине со своим холодом без чужого влияния
мы смотрели друг на друга я и мой холод с его пустыми глазницами
через окно со мной разговаривали деревья и птицы
а я не говорил ни с кем четыре или пять дней я молчал и сидел как из камня высеченный
я повторял твое имя раз в тысячный
холод глодал мои кости сжигал мою кожу
поэтому теперь я так сильно боюсь что кого то из нас положат
потому что я знаю знаю знаю что такое гнить в одиночестве
говорить про астралы нирвану про сны и пророчества
а в итоге тебе не верит никто лишь холод обнимает удавом
продаешь дьяволу душу а он не берет и даром
у меня в груди холод у меня в груди зимний мороз
я не знаю почему,слишком много или мало я перенес
но те моменты когда между нами удлиняется трос
доводят до слез