Опустите мое тело в иордань,
отпустите мою душу в небеса.
Я сегодня сам поднялся в эку рань,
потому что вдруг расслышал голоса.
Голоса, голоса, отголосочки.
Бубенцы, бубенцы, колокольчики.
И осталась на небе полосочка.
И остались от сердца осколочки.
Разрушая мой сладостный сон,
проникали, будили меня
и звенели они в унисон,
под седло призывая коня.
Открывали калитку в зарю
и рычали мне в спину: «Смотри!».
Я молился: «Так я же сгорю».
Соглашались ехидно: «Гори!»
Голоса, голоса, отголосочки.
Бубенцы, бубенцы, колокольчики.
И осталась на небе полосочка.
И остались от сердца осколочки
Поднимался и шел в эку рань –
где рассвета цвела полоса.
«Опустите его в иордань.
Распахните ему небеса».
Да не все еще, видно, пути
я по здешним лесам проплутал –
и не смог иордани найти,
только губы зазря искромсал,
только сердце зазря не сберег.
Ветер весело зимний свистел
над моим перекрестьем дорог,
там, где я без остатка сгорел…
«Опустите мое тело в иордань,
отпустите мою душу в небеса.
Я сегодня сам поднялся в эку рань,
потому что вдруг расслышал голоса».