* * *
Не шёлков был по жизни мой отец -
рычал, грозил мне в детстве нагаями.
Но вышло так, что дней его конец
стал выше всех раздоров между нами.
Уже без сил, как стоик на столбе,
за сутки до прихода стервы-смерти,
он мне сказал: "Я думал о тебе...",
и то был дар-завет - и вод, и тверди,
и тех неповторимых облаков,
что у Донца над нами проплывали -
в июльском дне, в пространстве всех веков,
в исполненном сияния астрале...
Не людям лепетать, судить - судьбе.
А мне - всё явней плеск той речки летней,
и всё слышней: "Я думал о тебе..." -
то первое признанье в час последний...
2016
* * *
Ты - всё ещё отрок, войти не умеющий в фальшь,
и в ямке грудины по-прежнему ноет тревога.
Бездарна отрывистость окрика "Фас!" или "Марш!"
Блаженна протяжная, лучше по снегу, дорога...
Стал голос твой твёрже, а почерк острее, когда
ты понял вполне, что бежать от себя невозможно.
Иглой ледяною снабдили тебя города
для поиска звёзд - внутривенно, а также подкожно.
Каким ни спешил бы путём - возвратишься к себе.
В конце виража - обретенье осевшего дома.
А соль на щеке или привкус тепла на губе
нисколько не смажут сугробной черты окоёма.
Каким ни скользи гололёдом - придёшь до Суда
туда, где тебя отдадут твоему лишь закону,
где тени сквозят, как плоды крепостного труда,
где белую кроличью шапку кровавит звезда -
живая, как птица, припавшая к снежному лону...