Православное богослужебное пение… Это Небо на земле. Однако нужно всё-таки воздать должное И высокой классике. И даже высокой песенной культуре. «Земля — юдоль изгнания, юдоль непрерывающегося беспорядка и смятения, юдоль срочного страдальческого пребывания существ, утративших свое первобытное достоинство и жилище, утративших здравый смысл». Это св. Игнатий Брянчанинов — «Слово о смерти». Великая классическая музыка – это, наверное, и есть наша трагическая Земля, исполненная страданий и скорби.
А уж рок-н-ролл, конечно, – подземелье. Если земля забывает про Небо, то подземелье получает власть на земле, вылезает наружу, становится преисподней. Защита земле – наше Небо, наша Церковь с её богослужебным пением, с её исцеляющими душу таинствами. И литературная наша речь погибнет без церковно-славянского богослужебного языка – станет жаргоном. А без Церкви… Без Церкви и сама земная трагедия становится бессмысленной. Зачем страдаем, если в конце концов не спасаем душу, очистившись страданьями? Если земная трагедия нелепа и бессмысленна, то единственный путь на земле – отдаться преисподней комедии, где всё позволено – вплоть до растления души.
Так что живая структура здесь такова (если говорить на языке греческой античности): МИСТЕРИЯ и ТРАГЕДИЯ/комедия. Здесь комедия в знаменателе, в подземелье, то есть на своём месте. Но подземелье становится преисподней, когда надмевается и вылезает в числитель, на главную позицию. Это ж понятно: даже и в цирке клоун не может быть главной фигурой, он лишь вспомогательный элемент при трагически-прекрасной, смертельно-опасной воздушной акробатике. Он здесь нужен в силу нашей немощи – чтоб нам не задохнуться на трагически-высокой ноте.
Общество умирает, когда властителем его когда-то высоких дум становится эстрадный клоун, трикстер, забывший своё место. Мы все тогда становимся духовно мертвыми, только не знаем об этом. В православных церковных Таинствах бьют источники живой воды, а мы не знаем об этом. И знать не хотим. Лишь воцерковлённые люди могли создать высокую классику. И слушать её – тоже. А мы… Пьём мёртвую воду мира сего… Пепси-колу и рок-н-ролл.
"Владеем сокровищем, которому цены нет, и не только не заботимся о том, чтобы это почувствовать, но не знаем даже, где положили его. У хозяина спрашивают показать лучшую вещь в его доме, и сам хозяин не знает, где лежит она. Эта Церковь, которая, как целомудренная дева, сохранилась одна только от времен апостольских в непорочной первоначальной чистоте своей, эта Церковь, которая вся со своими глубокими догматами и малейшими обрядами наружными как бы снесена прямо с Неба для русского народа, которая одна в силах разрешить все узлы недоумения и вопросы наши, … — и эта Церковь нами незнаема! И эту Церковь, созданную для жизни, мы до сих пор не ввели в нашу жизнь!"
Это Гоголь написал полтора столетия назад… Гоголь, которого Белинский за эти слова изругал чуть не матерно. И это "Письмо Белинского к Гоголю" запоем читала и почитала российская интеллигенция. Это, конечно, симптом. Симптом страшной болезни. Красная сыпь. В конце Х1Х века почтенные мужи Екатеринбурга основали публичную городскую библиотеку и нарекли ее именем неистового Виссариона. Сами на головы свои призвали раскаленные угли… Сыпной тиф… Подвалы чрезвычайки.
Мы всё время забываем: оригинальные идеи Ивана Карамазова реализует его брат Смердяков.
+