Письмо от города

Петренко Виктория Витальевна
 (поэзия в прозе)

     Привет, моя вечная любовь, моя преданная гостья! Я давно не чувствовал твоих маленьких ног, быстро перебирающих вслед за высокими друзьями. Ты все еще хранишь жетон старого образца в кошельке, надеясь по прибытию не толпиться у турникетов на Вокзальной? Ты все еще обращаешься мыслями ко мне? Мечтаешь? Рисуешь ли наспех мои пейзажи и портишь моим именем столы в университете? Вспоминаешь ли обо мне, моя дорогая? Сравниваешь ли другие города со мной?
      Слишком долгой была наша разлука. Но я помню тебя такой, какой впервые увидел: шестнадцатилетней белолицей девочкой с длинной косой.
Тебе показали все мои стороны. Ты видела меня дождливой зимой, мокрой весной, ливневым летом, солнечной осенью и любила меня каждую минуту. Я благодарно знакомил тебя с лучшими людьми.
      Куда ты пропала, моя верная?
      Памятный Подольский достраивают. Правда, он значительно изменился с твоего первого визита? А Почтовая – помнишь? Ее облагородили, но ты еще не видела. На Позняках все так же растут, как грибы, высотки. Любила Позняки, я помню. Ты готова была слать воздушные поцелуи в каждые окна Инсильвера и Дома с короной. А на Русановской набережной по-прежнему бегают вороны с обломанными крыльями… Лукьяновка обзавелась фонарями и убавила местный маргинальный контингент. Ты этого тоже не видела? Зато ты видела это замечательное изображение театра вместо нелепого бюста… но теперь изображение театра нелепо.
      На Левобережной так же, как и раньше, ходит девушка с гитарой, исполняет Cranberries. А ты с болью одна поешь о колеях и поездах, брынчишь свое «Индустриальное» и думаешь, что надо когда-нибудь дописать «Май».
По-прежнему улыбаешься фотографиям, где виден Южный мост и всегда говоришь окружающим, сколько в нем метров. Рассказываешь о том, как выглядят мои старые подземные реки. Рассказываешь, как красив туманный Киев с высоты восьмидесяти метров. До сих пор по привычке рассматриваешь вентшахты и объемники метро, но тут же одергиваешь себя от этого занятия. Вспоминаешь лекции о нейромедиаторах и геологии, на которые я тебя привел. 
      Кажется, твоя гитара теперь играет по-другому, по-харьковски. Или, вернее, по-днепропетровски?
      Нет, что ты, я не ревную.
      Серой и скользкой, как только что выловленная рыба, харьковской зимой ты невольно вспоминаешь давнюю киевскую прогулку по замерзшему и заснеженному Днепру. Лед возле берега трещал… будь осторожнее, ты промочила ноги в растаявшем снеге на Москалевке.
      Ты до сих пор носишь солнечный крест, который я подкинул тебе на Андреевском спуске. Ты хранишь все билеты с многочисленных поездок и записи о приключениях, у тебя на стене висят мои фото. Что? Как нет?
Выкинула.
      Забыла.
      Разлюбила.
      Променяла.
      Замолчала.
      Но я знаю, что ты все равно вернешься ко мне, пусть и ненадолго. Ты ведь всегда возвращаешься, потому что тебя ждут.
      У тебя навсегда останутся в памяти бульвар Перова, улица Мечникова, лестница возле метро «Днепр», больница скорой помощи на Братиславской и станция Арсенальная.  Наверное, не только они.
      Посмотри, барельеф на доме заплакал. Твоя тень стирается с моих проспектов.        Ты становишься сном: знают, что было хорошо, приятно, но не помнят, что именно это было. Я забываю, как ты выглядишь. Красные пряди? Белые? Синие? Где твоя коса?
      Тебе двадцать. Мечты обо мне стираются за харьковской серостью, которую ты не смогла разукрасить. Эх, горе-художник! Большие полотна тебе не по зубам.
Забудь обо всем на пару дней! Вернись ко мне снова на сто двадцать шестом, как обычно, под вечер. Я узнаю тебя обязательно, обещаю. 
      Не забыл.
      Не разлюбил.
      Не променял.

Вечно твой,
Киев.