Он рисовал, измазанные грязью,
И полные кровавой бойни полотна.
И верил в то, что сотканное страстью,
Не будет сожжено под лезвием огня.
В его героях видно было счастье,
И их, казалось бы, застывшие уста.
Всегда ссылались о прекрасном,
Сюда душевная не проникает беднота.
Он видел мир с жестокостью пристанищ,
Увы, скрываемые черною молвой.
И рисовал все так, как понимает
Любой, кто втоптан может быть толпой.
Он был изгнанником средь черни,
И полукровкой средь Богов.
Его картины величали в тернии,
Под пристальными взглядами оков.
И этим палачам и кровопийцам,
Он посвящал свои мольбы.
Чтоб разглядели в этом цвете,
Хоть каплю нежной доброты.
Он был готов расстаться с жизнью,
И не корил за гнев других.
На все глядел через святую призму,
Ведь для него не может быть чужих.
И пусть его всегда зовут картины,
Они готовы боль его принять.
Он выбрал путь извилистый и длинный,
И за него всю жизнь готов страдать.