1
Покажет нам зима
из серебра клыки,
пока же, как зола,
горяч осадок летний.
И яхты сентября,
востря свои клинки,
срезают слой тепла
над волнами – последний.
Изящен, как балет,
резной листвы полет -
последний. И вослед,
закат, пока не бледный,
искрится и плывет,
как музыка плывет,
а с ним - речной трамвай
любови безбилетной.
Проплыл – и был таков.
И машут с берегов
ещё вдогон ему
блистательные кроны.
А даль уже в дыму
вечернем - и во тьму
вот-вот совсем уйдут
тускнеющие клены.
Но не печалься зря,
очертят круг ветра,
и яхты сентября
их повстречают снова.
Поэтому и мы
не убоимся тьмы,
«прощай» не говоря –
бессмысленное слово.
2
Лето плакало? Да плюнь –
жаль, но не настолько.
Плюмбум капель плюм да плюм
в дрогнущие стёкла.
Рухни ниц, сочти овец,
падая при этом
в сон, похожий на свинец
плотностью и цветом.
Где-то очень далеко
тяжко ухнет ветер
А кому сейчас легко? –
туши туч ответят.
Я и сам к земле прибит
мокрою порошей,
приземленным сном про быт,
вязкий, нехороший,
нудный, как дебилов чат,
да смартфонов трели.
В нем копыта не стучат
и не свищут стрелы.
Ни погони по пятам
в нем, ни черной метки.
Белый кит и капитан
в нем не ищут мести.
В эти бредни до утра
звать подругу глупо.
Улетай, ланфрен-ланфра,
прочь моя голубка.
А едва придет весна -
в новый сон под ливень
возвратись будить меня
юным и счастливым.
3
Обратись к зиме - к её убору,
пафосному, пышному как торт.
Пир земли накрыт не пред тобою.
Но и ты пред ним не распростёрт.
Ты не сдал на Цезаря. Но надо
сохранить души морозный блеск
в белых колоннадах снегопада,
вертикально павшего с небес.
Стужа прилетит, как вихрь крылата,
упаду и голову склоню:
так тростинка мыслила когда-то.
Но застыла, стоя на корню.
Так и должно – холодно и стойко.
Пообочь зализанной лыжни.
Краски меркнут. Остается только
Тонкий штрих на фоне белизны.
Меж страниц с гербарием закладок,
в четких строчках - сквозь отвесный снег,
в белых колоннадах, колоннадах
городов, которых больше нет.