Эта история произошла лет пятнадцать назад. Я заболела, и врачи никак не могли определить что со мной. Меня отправили в областную больницу. Я прилетела самолетом из сибирского поселка с огромным пакетом постельного белья, потому что в больницах в то время были такие законы – со своим бельем.
Больница была старая, высокие потолки, огромные окна. Наше неврологическое отделение находилось на третьем этаже. Меня положили в палату, где в три ряда стояли кровати. Каждый лежал со своей проблемой - боли в пояснице, головокружения, была женщина – врач скорой помощи, которая попала в аварию, когда ехала на вызов. У нее была парализована половина тела. Она плакала, а я ее успокаивала, говорила, что по последним данным нервные клетки восстанавливаются. Помню, была там женщина - тетя Оля - неопределенного возраста, у которой сильно болела поясница. Она называла меня дочей, позже я узнала, что разница между нами всего восемь лет. Несмотря на то, что двигалась она не очень хорошо, все больничные новости мы узнавали от нее. Рядом была палата таких же бедолаг, но мужского пола. Мы встречались в столовой, где нас кормили серой манной кашей, молоко скорее всего было украдено, как и сливочное масло.
По воскресеньям обхода не было. И вот в одну из воскресных ночей мы проснулись от песен, которые раздавались из мужской палаты. Мужики наши болящие хорошо поддали и по русской традиции и продолжили банкет песнопениями.
На следующий день несколько человек из мужской палаты были выписаны за нарушение больничного режима. Места освободились.
В тот же день тетя Оля пришла в палату и сообщила – самоубийцу положили, лежит под капельницей. Почему его положили в наше отделение, не знаю. Впрочем, с местами во всех отделениях были проблемы.
В столовую он дня два не ходил, но наконец, я увидела его. К нему пришла немолодая женщина, скорее всего мать. Они стояли у окна, она держала его за руки, а он смотрел безразлично в никуда. На шее у него была видна сине-красная полоса. Говорил он только шопотом, что-то в горле у него было повреждено. За ним постоянно присматривала медсестра. Ему нельзя было даже закрывать дверь в туалете. Опасались.
Надо сказать, что наш коридор был неширокий, поворачивал налево, а дальше был тупик, где располагались мужские и женские комнаты и умывальники с ржавыми кранами.
После обеда мы обычно спали или лежали и болтали о своем о девичьем. Это время называлось тихий час.
Вот в такой тихий час я пошла в тупик в женскую комнату. Когда я выходила из этой комнаты, то увидела у окна Самоубийцу. Какое-то есть нездоровое у нас любопытство к всяким таким людям и происшествиям. Я решила его разглядеть получше. Дверь была чуть приоткрыта, он меня не видел, а смотрел с тоской в окно. Третий этаж, здание старое, высокое. И вдруг он начал, оглядываясь по сторонам, открывать окно.
Решение пришло мгновенно. Я рванула к нему, дернула изо всех сил за руку. Для него это была полная неожиданность. Мы упали с ним на пол.
Когда поднимались, я уже знала, что скажу ему, что жизнь прекрасна, что он еще молодой и всё будет хорошо… Но он меня опередил и я услышала шипение,– я только покурить хотел. Еще и сигарету сломала, дура!..