Она была странной. Но, несмотря на это, или, возможно, именно поэтому о ней хотелось думать. Она мало смеялась, но при этом её нельзя было назвать грустной – скорее, она постоянно находилась в какой-то неуловимой задумчивости. Черты её характера не были ярко проявлены, они больше раскрывалась в некоторых привычках и повседневных мелочах, не придавая образу завершённости, но складываясь кусочками диковинной мозаики в общее представление о её личности.
Вечера она часто проводила на кухне: сидела на любимом стуле, у окна, по обыкновению поджав одну ногу и читая очередной глянец, с чашкой чая в руке. Иногда она, сидя в точно такой же позе, рисовала там акварели – до глубокой ночи, а утром пришпиливала очередной лист с рисунком на стену в спальне. Любой разбирающийся в живописи человек непременно посоветовал бы ей учиться рисунку дальше и обязательно разместить свои работы в сети или показать их художникам, поскольку они были не лишены таланта и выглядели очень самобытно. Но таких советов ей никто не давал, потому что её акварелей никто никогда не видел.
В одежде она предпочитала вельвет и флис, объясняя это тем, что они приятны на ощупь. Она вообще любила всё трогать руками и прикасаться ко всему, что было для неё интересно, будь то вещи, растения или даже новые продукты в супермаркете. Но эта привычка в то же время не распространялась на людей – она обычно сторонилась окружающих и всячески избегала даже простых рукопожатий. Купив одежду, первое, что она делала, придя домой, - отрезала на ней все этикетки, даже тканевые, потому что они кололись. Эта привычка со временем распространилась даже на полотенца и постельное бельё.
Из всех фруктов она предпочитала яблоки и покупала их почти каждый день. Она смешно их ела: от яблока оставался огрызочек, по форме похожий на бантик.
Её увлечение комнатными цветами как-то постепенно ограничилось кактусами: только им удалось выжить в условиях столь редкого полива и недостатка внимания. А она, неожиданно для себя самой, полюбила их, время от времени покупала новые разновидности и всё ждала, что какой-нибудь из них зацветёт. Кактусы разрастались, но упрямо не цвели. Знакомые советовали ей завести какое-нибудь домашнее животное – котёнка или морскую свинку, но она не решалась и никогда не признавалась, почему. А причина была в том, что она боялась неизбежной смерти питомца.
Скорее всего, её профессия наложила отпечаток на её характер: она работала корректором и, читая что-либо даже вне работы, неизбежно обращала внимание на опечатки и ошибки в тексте и при этом неизменно раздражалась. Причём, её раздражали не сами ошибки, а именно тот факт, что она их замечает.
Каждое утро она начинала с того, что подходила к окну, смотрела вниз и наблюдала, как изменились деревья во дворе за прошедший день. Она знала все их наперечёт, следила, как они распускаются весной и меняют цвет листвы по осени, как покрываются снегом зимой, и сколько гнёзд бывает на них летом. Ей казалось иногда, что она любит эти деревья. Любит не так, как любят растения, а так, как любят людей…
Она знала, нет, скорее даже, не знала, а как-то чувствовала, что где-то есть ОН. Он непременно есть, просто пока его нет рядом. Она воображала, как он может выглядеть, как говорит и какого цвета его глаза. Она наделяла его теми чертами, которыми, как ей виделось, должен обладать её избранник. Порой ей даже казалось, что он где-то совсем недалеко от неё, и, если честно, все её акварели были только для него...
А он… Он каждый вечер возвращался с работы, принимал душ, ужинал, кормил кота, включал компьютер и придумывал ей новые и новые черты характера…