Обратно, из сада к железной дороге я шёл вдоль густой кленовой лесополосы. На земле, скрытой от солнца редкой тенью стволов и веток, лежало ещё много зернистого весеннего снега. В кронах при моём приближении перелетели несколько птичек, как мне показалось, с красными грудками.
Но не коноплянки. Коноплянки посубтильней, лётный почерк у них особенный, порхающий, легко отличимый. Да и, как я недавно убедился, коноплянки уже завязали со стайным зимним сосуществованием, разбились на пары, предавались любви и строительству. Я остановился, приготовил фотоаппарат и очень медленно, стараясь не делать резких движений, пошёл навстречу новым знакомым.
Заметны были только красногрудые, яркие красавцы. Если все самцы, значит, возможно, что это пролётные особи, а потому рассмотреть их особенно интересно, назавтра они будут уже далеко. Птицы явно устали с дороги, перелетали от меня неохотно, недалеко и сразу в изнеможении ложились животом на толстые, расхристанные параллельно земле ветви. Наконец, плюнули на свою стайную систему безопасности, успокоились и допустили меня на приличный фотовыстрел. Это оказались зяблики. Да-да, широко распространённая в лесной зоне пичуга. Настолько вездесуща, что в Питере мы с ней хорошо подружились и премило поболтали.
Один раз это случилось в Александровском саду, прямо напротив Адмиралтейства. Я заметил нарядную птичку с красно-коричневой грудкой, в серо-синей шапочке, с румяными щеками, светло-розовым брюшком, зелёной поясницей, которую прикрывали изумительной, гармоничной раскраски крылья. Тихонько, чтобы не шокировать гуляющую столичную публику, посвистел пичуге. Она среагировала очень благожелательно - подбежала совсем близко, рассмотреть и послушать неожиданного собеседника. Второй раз свидание с зябликом было ещё более радостным. На пустынной тропинке Крестовского острова под такие же тихие призывы птичка бегала едва не по моим кроссовкам.
А вдруг - это Питерские знакомцы? Далеко ещё им путешествовать, надо спешить. С дороги нужно будет отдохнуть, настроить голосовые связки, застолбить «свою» территорию, которую зяблики охраняют весьма ревностно, могут и оттрепать слишком навязчивого соперника. С прилётом самочек и вовсе передохнуть будет некогда, все знают, сколько хлопот у молодожёнов. А уж, какой зяблик ухажёр! Ни на шаг от подружки не отступает, травиночку подносит (правда, сам в строители не суётся), пением утешает, на гнезде кормит, любовь-морковь само собой и даже на первом месте.
Здесь же, в оренбургской лесопосадке, птицы меня хоть и терпели, но озирались подозрительно, готовые при любом неосторожном движении сорваться и улететь. Интересно, что привычка возвращаться с югов в мужской компании дала повод Карлу Линнею, в своей единой классификации растительного и животного мира, назвать зяблика (на латыни, конечно) «холостым» вьюрком. Остроумный дедушка.