Просто настала зима…
Что поделать, дружище!
Вот уж и звезды с небес облетели под ноги.
Трудно отапливать
Душ опустевших жилища.
Только труднее - искать к этим душам дороги.
Мы же с тобою, напротив,
Все двери раскроем,
Чтоб забредали друзья и все те, кто захочет.
Пусть тогда волком
Метели за окнами воют
И чердаков опустевшие пасти хохочут.
Мы всех усадим к теплу
В переплясы камина.
Будем читать им стихи о любви до рассвета.
Пусть им почудится
В пламени запах жасмина
Среди фиалковых снов бирюзового лета.
Нитки шагов
соберутся единым букетом,
слышишь, как души созвучно поют и страдают.
Кто-то, на миг загрустив,
Вдруг окажется где-то…
Время по кругу бежит и в пространство стекает.
Вольна, капризна, непокорна
Сестра серебряных ветров
В юбчонке клёш метёт проворно
Вокруг заспавшихся дворов.
И только окна из-под шапок
Из меха белого песца;
Да вереницы птичьих лапок
На лбах сугробов у крыльца;
Да тропка позднего восхода,
Как золотистый рушничок;
Да синь безоблачного свода
С луной, размером в пятачок.
Да капли крови под рябиной
В саду, с ветвями в снегирях;
Да дух избы, как пух перины,
Как привидение, в дверях;
Да тройка серых с бубенцами,
Со скрипом розвальней-саней,
Так обожаемых сердцами,
Которых в свете нет родней.
Метелица, сестра Морозко,
Проказница всея Руси,
В дворце из ледяного воска,
Иже еси под небеси.
Январь.
Заснувшие дороги.
Нога по пах уходит в пух.
Снег… –
(нет соломинки – подмоги) –
…пройдет лишь тот, в ком крепок дух.
Январь…
…сугробы…
…глушь…
…синицы,
…сороки,
…(штучно) вороньё…
…снег мокрый…
…веточки-ресницы…
…на языке одно враньё…
Всё лжёт.
Бесцельно!
Беспричинно!
Вот я пишу - и слышу – лгу!
…сломался грифель…
…перочинный
нож достаю, в ведро стригу
рубашку пурпурного цвета
(от «Кохи нор») карандаша…
…– «Ах, поскорей бы, что ли, лето
пришло, чтоб вырвалась душа
из плена грусти и ненастья –
(Люблю, друзья, от яблонь снег!!!)»…
…гляжу в окно… –
Сосед мне: «Здрасьте!»…
…собака с ним (ротвейлер) – "Грек"…
Кивнул.
Неспешно сдвинул шторки,
поленца подложил в камин,
…открыл задвижку у коморки…
…стою в чуланчике для вин…
…извлек коньяк (уже початый),
порезал фрукты на хрусталь…
Христос в углу, впотьмах, распятый
(да-а, там – в углу, – совсем печаль)…
Один…
…сижу…
…трещат поленья…
коньяк в бокале - что янтарь…
«Пошли мне, Господи, спасенья!»
…отпил…
…смакую…
…снег… –
Январь.
... седого вечера немые стены,
Опять томлюсь в пучине снежной пены,
Преобразившей всё окрест… и тихий сад….
Признаться, я, отчасти, даже рад,
Что можно одиночеству предаться,
К себе прислушаться и в мыслях покопаться,
И подмигнуть сквозь форточку звезде,
Отдать поклон Тиши – она везде.
Но, правда, чуточку её тревожит флюгер:
В оси поскрипывает, «хвост» повернут к югу –
Закон зимы! И роза северных ветров
Дарует нам бо-же-ственный покров…
Шагов морозный хруст – что исповедь тропинке;
На снежной целине пунцовые рябинки
Сорока разбросала, иль снегирь,
А под карнизами навислость спелых гирь.
Деревья в искристый, богатый, мех одеты;
Штакетины ограды – как кадеты:
Все в картузах, мундирах, будто на парад
Построились; сугробов арьергард
Привален к их ногам брюхатыми поклажами обоза
И плачет косами над ними Русь – берёза.
Пастельный взгляд окна ласкает кожу снега.
Неподражаема ночного сада нега!
Она пленяет душу, тело, ум:
И ты паришь… в плену и грёз… и дум….
Зима засыпала Россию,
Стянула тело сталью рек.
И профиль русский стал красивым,
Как выкрашенный снегом грек.
Лесные русские атланты,
Взвалив на плечи белый мех,
Звенят над Русью, как куранты
Дедоморозовских потех.
Замёрзшие стволы влюблённых
Из-под заваленных глубин
Глядят коленопреклонённо
Глазами красными калин.
Зима, выкатывая сани,
Вспугнула вольницу коней,
И альбиносы табунами
Помчались наискось полей.
Перетоптали все деревни,
Зажгли оконца невпопад…
И месяц саблей как по кремню
Над Русью сыплет звездопад.
Шагнул в сугроб
и провалился,
не видно троп,
"рогатик" скрылся;
Зануда северный бузит,
плетнями улицы костит.
Избушки в шапках,
вётлы в шалях,
на пнях святые куличи…;
В трескучий запах
сны упали
на темя топленной печи.
И русский дух
поплыл…,
поехал
на тройке с пляской бубенцов,
в клубах нахрапистого смеха
неугомонных жеребцов.
Пурга
по избам
белой дробью;
Полозья с визгом;
Сердце с болью;
Россия мечется в ночи,
И косы вьюгами влачит,
И воем кто-то мне кричит….
Рождественская ночь. Еще чуть-чуть и святки.
На хуторе, по Гоголю, давным-давно колядки.
В мешки кидают всячину: от кабана до хлеба.
Ветра гуляют по полю; черт выкрал месяц с неба.
И чтоб ему, рогатому, по утру в околотке
Не довелось, проклятому, откушать рюмку водки.
Стол ломится под яствами, и ворожит Солоха,
И всё, как и положено, и всё весьма неплохо.
Дымят дымами сизыми растопленные печи
Над малыми Отчизнами…
Всех с Рождеством!
До встречи!
То ли звезды, то ли снег с неба сыплется на всех,
И ложится на просторы белоснежно чистый мех.
Этот мех как белый плед, а на нём чернеет след.
То ли птицы, то ли зверя, то ли след от прошлых бед.
Налетевшая метель, шерстяная карусель,
Огорошит, запорошит, заметёт любую щель.
Заметёт следы беды, льды, сковавшие пруды,
Все округи, все подворья, все уснувшие сады.
Это значит, новый год взял погоду в оборот,
И искрится и кружится и стремглав летит вперёд.
До исхода февраля стужа встала у руля,
Очищается снегами наша матушка-земля.
От болезней и от бед, причитаний и клевет,
И да будет Русь счастливой целый год и много лет!
СТОРОЖ
Застыло всё: деревья, облака,
Что средь зимы раскрыли тайну неба.
Застыли все минувшие века,
И два орла – немая гордость герба,
Отлитые когда-то в чугуне,
И нынче сторожащие ворота.
Застыли плети хмеля на стене,
Высматривая шишками кого-то.
Синица – лишь одна играет в жизнь,
Всё остальное мел и белый мрамор.
Полевка мышка, как мгновенье, шнырь
В кустарниковый разудалый табор.
И ни души… Хоть впору заорать –
На всю округу, аки оглашенный.
Взял ми-бемоль, а лес – немая рать,
Молчит, храня покой самозабвенно.
Дуб вековой дуплистый рот раскрыл –
Меня увидел, - подивился гостю.
Клок снега вдруг осыпался с перил,
И вышел сторож, не скрывая злости:
Мол, кто посмел тревожить сладкий сон.
(В такую пору – правда – спится сладко)
Усадьба, герб и дуб – всё это – он,
И лишь в глазах лукавая повадка.
Морщинистый, как древняя стена.
А голосище мощный, хоть корявый:
– А не найдется ль (он икнул) вина?
Достал кисет поношенно-кудрявый:
– Предпочитаю только самосад.
Скрутил бумажку в форме козьей ножки.
Вдохнул, пахнул, и сизобокий смрад
Мгновенно растворился над сторожкой.
Я тотчас вынул фляжку коньяка,
И в рюмку-нержавейку влил до края.
И видел, как дрожит его рука,
И как он выпил, кадыком играя.
– Любезный, расскажи-ка про графьёв
Про дуб, про герб, и чья теперь усадьба?
И что за речка рядом? Есть ли клёв?
И кто гулял недавно здесь на свадьбе?
Я наливал ему еще не раз,
Взирая, как коньяк выводит злобу.
Взгляд потеплел, он начал свой рассказ,
Не про усадьбу начал, про зазнобу.
Речь полилась, как будто яркий шёлк.
Он то смеялся, то махал кому-то,
То угрожал…. А я… давно ушёл,
Любуясь небом в клочьях перламутра.
Лязгает, хлопает, шепчется, бесится,
Это Зима бесновато куражится.
Небо сорвалось с созвездий и месяца,
А приподняться никак не отважится.
Холодно, двери стучат, окна мерзнут,
Каменный пес на метели оскалился
Вот и фонарь, что под вечер был вздернут,
Выпив пороши, как пьяный расслабился.
Свет упирается в небо ладонями,
И с полу приседа давит обратно.
Вихри за вихрями мчатся погонями
И пропадают в ночи безвозвратно.
Снежную стену машинными мордами
Город пробить бесполезно пытается…
Брезжит рассвет над нависшими сводами –
Утро простуженное просыпается.
Всю ночь колготила метель за окном,
Как будто толпа разъяренного сброда
Ломилась в продмаг за дешевым вином.
Готовя сюрприз для честного народа,
Под утро, когда самый раз выходить,
На службу, учебу, по всяким делишкам,
Она продолжала гулять и дурить,
Не зная ни отдыха, ни передышки.
Со ртов вмиг срывала ворчливый парок…
И бабушка, носик внучку прикрывая,
Смотрела, как молча неслась со всех ног
Ко входу в метро вереница кривая…
(Ни дворников не было, ни тракторов,
Чтоб как-то расчистить ночные сугробы.
В квашню превращался пушистый покров,
Как будто прошлись целым стадом коровы)
…в салазки внучка уложив, как в постель –
Не дай бог прилипнуть какой лихоманке!
В сердцах пробурчала: «Вот это метель!»
И вновь потащила по месиву санки.
Уведите меня от пустой суеты!
Уведите в безбрежье полей!
Где сгорают в закатах снега и мосты
В поволоке заспавшихся дней.
Уложите меня на искрящийся плед,
Чтоб мороз до костей доставал.
Я хочу слушать музыку ветреных лет,
И дорог серебристый вокал.
Уведите туда, где седой небосвод
Навалился на купол сосны.
Где срывает с деревьев фату околот,
А порывы – чисты и нежны.
Напоите мне душу дыханьем ветров
На постелях взъерошенных трав,
Где в крови не запачканы лапы волков,
Где ни лжи, ни врагов, ни управ.
Уведите в звенящую ширь чистоты,
От погрязших в разврат городов.
Уведите меня от мирской суеты,
От удавкой задушенных слов…
Давай уедем!
Скроемся! Исчезнем!
В том, помнишь, деревенском уголке…
Сломаем прутья стопрутковым клетям,
Сорвёмся без поклажи, налегке.
Мы поздно встанем...
...запах самовара...
За окнами немая белизна….
Как лечат душу эти глухомани!
Как слух пронзает эта тишина!
Платок заката
небосвод оденет,
Подрозовив заснеженную грудь…
И снова в стойке бравого солдата
Сосна штыком упрется в Млечный Путь…
Простор на стужу
сердце перемножит
Одно! – не в состоянии солгать.
О, как же город убивает душу!
Как запрещает нам дышать!…
Время превратилось в тишину,
Бахромою улеглось на ветках…
Кажется, сейчас одну пригну,
И увижу небо в звездных метках.
К Млечности взовьется санный путь,
Заскрипит в заиндевелых травах,
Небо впрыснет розовую муть
В пасть мостов на дальних переправах.
Опрокинувшись в лохматый снег,
Солнца глаз свернется в бледный кокон.
Сколько крыш в округе, столько нег,
Заберется в вязь морозных окон.
Тишина, пронзающая слух,
Соснам прозвенит в лучах заката.
И насупится... А день и нем, и глух
Ускользнет на цыпочках куда-то…
Звон морозца…сосен пересуды,
Плошка солнца в мутной пелене,
Русь моя застыла в полусне,
Припорошенная бело-синей пудрой
В колдовской звенящей тишине.
Распушился в травах нежный иней,
В призрачно сиреневых тонах
Мир уснул на розовых слонах,
Убаюканный извилистостью линий
Корабельных сосен на волнах.
Спит окрестность, дымкою объята,
День к закату, время наутёк.
Только взор, как малое дитё,
Грустно внемлет местности распятой,
Упоенный саночным путём.
Что звенит в глубинах крон белёсых?!...
- ...Тишина... - пронзающая слух!...
Что это? - Морозный русский дух?
Нет, мой друг, скорее это Шёпот плёсов
тихой Леты, взбитый в белый пух.