РАССВЕТ
Ещё лучей не окунав
в зелёность листьев, грязь канав,
плыл с плавным плеском плавников
мельчайш-песочен-насеком —
где затаил тягучий мрак
болотный хлюп, лягуший квак, —
он рос, он креп, он, осмелев,
вползал в протьму промеж дерев,
рыж, осторожен будто лис,
лилов-оранжев-золотист,
он замирал, он дальше полз,
и мокр, и ласков словно пёс,
был вездесущ, он полыхал
и красным языком лакал
тушь придорожных луж.
Синел, напоминая март,
зрел полным солнцем, а в верхах
горел грознее алебард
и поторапливал коня,
въезжая, шпорами звеня,
в порталы золотого дня,
горючим серебром сверкал,
росой блестящею стекал.
Теперь как грозный великан
стволы деревьев облекал
в блистательные латы,
и вот уже что было сил
он в мир копьё своё вотьмил —
и тьма, как будто бы вода,
плыла куда-то никуда,
и золотилась береста,
рябым сияньем залита,
и уплывала темнота
рассеянно и тало.
Пестрел как разноцветный шёлк,
колюч как ёж, как жёлудь жёлт.
И рдел цветок, розовощёк,
чирикал, утро славя, дрозд,
и хор подхватывал у гнёзд,
восторжен и сладкоголос:
цвинь-цвинь — со всех сторон лилось,
и сонм стригущих воздух ос
подхватывал и дальше нёс
хвалу, и славу, и восторг
теплом лучей твоих, Восход,
твоих щедрот, твоих забот,
твоих даров, твоих наград.
Был клён, хваля, витиеват;
фальшивил, пролетая, шмель;
и лес разбуженно шумел.
Всплывало солнце на полях,
и стайки разнопёрых птах
влетали в день из темноты,
и рушились плотины тьмы,
и открывались с высоты
сияющие горизонты.
Был гомон, клёкот, шорох, скрип,
в рассвет смотрелись листья лип
и росами мерцали.
А он лучом приподнимал
листа морщинистый овал,
а там — Поюн, Крылышковал,
и Восхитит, и Восторгал...
И ярких красок карнавал
над миром празднично сиял
и кроны лип короновал
цветастыми венцами.
Корою чёрен, средь дерев,
в червонном зареве зардев,
могучий дуб, среди осин
развесив сети паутин
и руки-ветви распростав,
стоял — и строен, и коряв.
Один над радостной листвой
стоял как будто бы живой.
И всё неслось — туда, к нему,
как будто в жертвенном дыму,
в любви без края, без конца —
неслось в объятья мертвеца.
И в цепких лапках паучка
всё становилось... прошлым.