Утро, дверь из стекла искрится
Золотыми названьями нового города,
Чьи купола и стеллажи путешествуют
Весь день по замершему небу.
Схожу на берег я, дабы остаться здесь;
И собираются в стаи открытые окна.
И занавески прочь летят, как голуби
И прошлое на ветру высыхает.
Позволь же отдохнуть теперь, под
Равнодушия раскидистого сенью,
Сгрести все лица, как монетки,
И бросить в глубь рассудка,
Найти голоса, придуманные для
Арго автомобильных клаксонов,
И пусть дома, забитые хламом,
Унылые жизни свои для себя же хранят.
Неведенье мое
Невинностью кажется мне.
Довольно быстро боль я причиню ему.
Позволь же мне дышать
Её воздушно-молочным Эдемом,
Покуда жизнь моя не обнаружит -
Медленное падение; серую вуаль; кражу,
Лишь способ умереть.
Morning, a glass door, flashes
Gold names off the new city,
Whose white shelves and domes travel
The slow sky all day.
I land to stay here;
And the windows flock open
And the curtains fly out like doves
And a past dries in a wind.
Now let me lie down, under
A wide-branched indifference,
Shovel-faces like pennies
Down the back of the mind,
Find voices coined to
An argot of motor-horns,
And let the cluttered-up houses
Keep their thick lives to themselves.
For this ignorance of me
Seems a kind of innocence.
Fast enough I shall wound it:
Let me breathe till then
Its milk-aired Eden,
Till my own life impound it-
Slow-falling; grey-veil-hung; a theft,
A style of dying only.