Секзорцизм

Людмила Бурбон
я себе неспроста прививаю дурные амбиции,
вытирая ладонями пот с полусонного лика.
что ж такого могло в полуночном бреду привидеться,
чтобы я, побоявшись с тобой окончательно сблизиться,
другим позволяла ласкать от страсти мокреющий клитор
и с долбаной болью в районе груди совершать огалтелые фрикции ?

а так и не долго до клиники, до больничной койки.
в забвение, будто во все неподвластные вы****кам смертным
греховные тяжкие стоны,
от дерьма с подзаборного дна до низов с окружных притонов,
будто снова теряться в жестоких смертельных агониях
и, сказать не сумев ни единого доброго слова, лишь гадости молвить,
ведь нашли меня в сточной канаве или грязной помойке
- не важно, в прогнивших местах ведь такое же гребаное отродье.

мне чужды циничные возгласы мразей,
душой опустевших тварей, мне лучше неделями
как в быту непролазных джунглей, теряться в твоей постели.
я бы ведь предпочла
не скрывать состоянье экстаза,
насыщаясь сильными фразами.
я бы душу тебе отдала, я бы может твоею любовью ведома была,
если бы не сгорела
дотла.
а теперь практикую любовь на один раз,
доведя себя до оргазма,
исчезаю, медленно хлопая чертовой дверью.

сантиметрами шелковых черных прядей
я прельщаю такие опасные, нежные взгляды,
только вот не твои, далеко мне теперь до твоей нераскрытой души.
только ты не спеши,
я ведь тоже теперь изводиться не стану,
а буду тепло отдавать другим, как тебе, только скажи - и держи.
родилась в догнивающей тьме, а выросла умной ****ью.
мне бы лучше тебя называть любимым исчадием ада,
но теперь не ищи,
я сама не приду на твой зов если слышный из вечной глуши,
растворяясь в чьих-то дежурных объятиях.

сколько слез, сколько слизи и крови нужно пролить,
чтоб забыть,
чтоб из сердца, как острым оружием высечь.
как тебя разлюбить,
или лучше с оскоминой сложной и вовсе не жить,
если, гребаный сукин сын ,
ты приходишь ко мне в ночи,
если юных созданий таких вокруг сотни, тысячи,
а пленит своим взором - один.
если ночью вином эти раны хоть как-то удастся залить,
то при первом же утреннем вздохе тобой начинаю бредить.
и от этого бреда, увы, меня вряд ли что-нибудь вылечит.