Снегом пахнет, пожалуй, лишь в белом больничном сне, двадцать три бесконечные капли звенят о ложку - дирижаблем вздувается сразу пейзаж в окне (понарошку, конечно, всё это понарошку!), горечь бьет точно в корень лживого языка, пульс не хочет найтись в равнодушии к фармоблажи, сердце вечно в ответе за то, что творит рука - отвлеченно и анатомично даже.
И когда наступает на горло глухой ****ец, лишь одну благодарность стенаю я вхолостую: как давно я уже сдалась бы без двух сердец, охраняющих с двух сторон мою грудь пустую. В этой комнате, где для гармонии серых плит не хватает портрета Бродского в тон обоям, я лежу - потому что нет силы стоять навзрыд, я дышу - потому что я должен себя. Обоим.
И не стой над душой, в ней нет мест никому извне, и пришедший извне да пребудет чужим, как было, снегом пахнет, пожалуй, лишь в белом больничном сне, я уже говорила? да, уже говорила... И когда - нестерпимый холод стекла во лбу, и попытки припутать судьбу на горбу не катят, я хотела сказать - жизнь прекрасна в своем табу,
пока
падают
двадцать
три
бесконечных
капли.
22 декабря