А толпы, змеиный яд изрыгая,
Кричали мне вслед, задыхаясь от смеха:
Откуда взялась ты, дурная такая,
Которой все мили – ничуть не помеха?
Откуда придумала, что ты ему нужная,
Откуда взяла, что тебя он дождется?
А я, что была немного простужена,
Почуяла – вот сейчас оборвется.
От ветра холодного жалобно ежилась,
Смотрела в глаза толпе истязающей.
От злобного смеха едва ли скукожилась,
Но не считала себя умирающей.
Смотрела, как сердце в грязи барахталось,
Тонуло в гнилой и илистой сырости,
Потом незаметно тихонечко спряталось,
Сбежало, чтоб больше никто не выбросил,
Чтоб больше никто не швырялся с размаху,
Чтоб больше никто не обидел напрасно.
А толпы готовили новую плаху,
А толпы кричали, «Прекрасно, прекрасно!»
Пилили, терзали, кололи и резали,
Бросая так метко слова-иголки,
И наслаждались моими порезами,
И говорили так больно и колко.
И в голове тараканы бегали,
Сеяли смуту, сомнения сеяли.
Только они ведь, проклятые, ведали,
Как плохо живется пустыми затеями,
Как плохо учиться считать километрами
Пути, расстояния, даже минуты,
С руками ходить к небу воздетыми,
Всем говорить, что ты счастлив как будто.
Толпа веселилась, толпа забавлялась,
Толпа возрастала, кичилась храбростью,
И язва в толпе росла, возгоралась,
Питаясь обиды радостью.