(В соавторстве с Владимиром Череухиным, в рамках лит. проекта Татмир)
Фёдор Степанович Буслаев вернулся из магазина слегка навеселе. Встретил в гастрономе друга, с которым не виделись несколько месяцев, и решил наверстать упущенное время общения в кафетерии гастронома. Угощал Серёга. Поговорили за жизнь, повспоминали прошлое. Даже, как в первом классе училку на доске в виде Бабы Яги в соавторстве изобразили, вспомнили. Обоим тогда попало. Вспомнили и как работали вместе водителями КАМазов. Бригадира своего хитрожопого недобрым словом помянули. В общем, помечтали о прошлом по-стариковски, как водится, заели бутербродами с нарезкой порционную водочку и разошлись-расползлись каждый в свою благоустроенную нору мечтать уже в одиночестве.
Думалось Фёдору Степановичу о сыне Романе, который на прошлый день его, бати, рождения в подарок , микроволновку на кухонный стол со всем причитающимся случаю бодрым балагурством водрузил, инструкцию в рамочке на видное место присобачил, да так и исчез на полгода из жизни отца. Звонил ему Фёдор, звонил, да некогда Ромке скучные разговоры вести, работать надо, жену Веру обеспечивать. Вот только странно, чего с дитём-то тянут? Хочется внука дождаться. Да всё, конечно, понимал Фёдор Степанович и, на сыновний эгоизм с башни собственного глядя, не обижался, но всё равно как-то тоскливо ему одному в двухкомнатной квартире жилось. Вот когда ещё Рая жива была… Так, в мечтаниях, и проводил свои невесёлые дни Фёдор Степанович, рано состарившийся шестидесятипятилетний мужчина.
А сегодня что-то вообще муторно на душе было. То ли встреча с однокашником растравила её, душу эту, то ли нарезка несвежая оказалась… Вспомнив запреты своего врача и своего же желудка,Буслаев грустно улыбнулся. Когда на электронном будильнике с кукушкой цифры стали казаться не совсем уж нелепыми для сна, Фёдор Степанович стащил с себя уютную фланелевую рубашку и залез под тёплое одеяло. Как водится, помечтал перед сном о завтра, построил непритязательные планы, а потом уснул.
Сны Фёдор Степановичу всегда снились яркие, красочные, не в пример серой одинокой жизни. И в этот раз затурканная однообразием душа не подвела
И очутился он в тёмной влажной духоте въетнамской чащобы, где в молодые годы, в составе несуществующего ограниченного контингента, исполнял интернациональный долг братскому коммунистическому народу в его борьбе с капиталистами. Бежал сержант Фёдор Буслаев с полной выгрузкой за проводником. Мелькали в зелёном сумраке стволы деревьев, мелькали тут и там жёлтые столбы прорывающегося сквозь листву солнца. Тяжело дышали рядом ребята из его погибшего, канувшего под казённым грифом "Секретно" взвода. Марш-марш!.. Местность пошла в гору. Бежать стало труднее, но ничего, бывало и хуже - сдюжим и сейчас. В гул леса незаметно вплёлся иной гул, низкий и вибрирующий. Поначалу на него никто не обратил внимания. А потом живой гул деревьев потонул в этом новом гуле и мелко задрожала, заходила под сапогами горячая земля. Что это с ней? Не по вулкану же бежим?! Навстречу Фёдору, прямо ему в лицо вместе с трескучим грохотом и едкой вонью пахнул обжигающий ветер. Он и не заметил, как ребята куда-то пропали в вакханалии авианалёта. Фёдор бежал один. Пропал куда-то и узкоглазый мелкий проводник. Но сержант Буслаев и так знал, что ему во что бы то ни стало нужно добежать туда, где сейчас трясёт и надсадно грохочет. Внезапно земля сильно подбросила Фёдора, словно надумала сбросить его с себя. Ноги его оторвались от почвы, он медленно, словно в воде, пролетел кувырком и его швырнуло в какую-то теснину. Ветви кустов смягчили падение и удара он не ощутил. Зато почувствовал, что он стиснут горячей, пышущей жаром землёй. Теперь трясло и кричало откуда-то сзади. А спасение было впереди. Надо было всего-лишь пробраться вперёд. Казалось, что тесное устье прохода вот-вот сожмётся и уже не отпустит его. Сержант Буслаев — или уже не сержант? — чувствовал, что задыхается. Он протискивался изо всех сил, хватался руками, ввинчивался головой и плечами. Выход, спасение были впереди. Он чувствовал, что ему нужно только выбраться отсюда и он проснётся, И наступит завтра.
Он успел! Сделал последнее усилие и почувствовал свободу. Перед затуманенными его глазами вспыхнул яркий-яркий свет и он закричал. Откуда-то сбоку налетел рокочущий гул самолёта. И он вещал: "Мальчик. У тебя мальчик, Верочка. Всё уже. Ишь, какой горластый. Ну чё ты орёшь? Сейчас отдадим мамке. Как назовёшь первенца, Вера?" И какой-то странно знакомый, невозможно притягательный голос отвечал этому рокоту: "Мы с мужем решили, если сын родится, Феденькой назовём, в честь дедушки покойного, Фёдора Степановича."...
И солнце блеснуло в глаза, и счастье, неимоверное счастье тепла рук родных, запаха сладкого, голоса нежного окатило, заглушило недавнюю боль, убаюкало нового человечка, пришедшего в этот мир, Фёдора Романовича Буслаева.