Давным, давно, когда луга пестрели
Обилием и трав зеленых, и цветов,
Порхая, бабочки над травами летели,
Прогресса нынешнего не было следов.
В глуши российской, где-то на востоке,
Где речка серебрилась меж густых берез,
Да сосен здесь, что были так высоки,
Макушками пронзали, будто синь небес,
Стояла неприметной деревушка,
Всего-то в несколько бревенчатых домов.
Была отрадой жителям речушка,
В ней щук всегда ловили, язя и сомов.
А жили в той деревне староверы,
Особый, замкнутый в своем кругу народ.
Своей придерживались строго веры.
Кормила речка их, да лес и огород.
Здесь, на краю, коли глядеть от речки,
Туда, где перекресток трех лесных дорог,
Изба тогда стояла с русской печкой,
Высокое крыльцо, с подковою порог.
В ней муж с женой и взрослым уже сыном
Тихонько мирно жили собственным трудом,
Так, как и все, днем в поле гнули спину,
Чтоб сытно и достойно в зиму жить потом.
В семье порядок заведен был строгий:
Отец всегда всему был голова.
К примеру, сели есть, еды не трогай,
Пока он не прочтет, молитвенны слова.
Перекрестившись, ждут, покуда ложку,
Он первым не опустит в общий чугунок,
Чтобы отведать суп или окрошку.
Ослушался, получишь тут же в лоб иль в бок.
Их сын, Иван, так жить давно томился,
Романтика, да юность за собой звала.
Он мир большой познать всегда стремился,
Наскучили деревня и ее дела.
Почти что все в ней были суеверны
То ворожили, то творили приворот,
Поэтому у каждого наверно,
Размещены здесь обереги у ворот.
И, вот, однажды наш Иван собрался
Деревню, дом покинуть, мать с отцом своих,
Но вопреки желаньям задержался.
Случилось то, что изменило всех троих.
Отец поутру, вышел на работу,
И, вдруг, оторопел, увидев на крыльце
В тряпье завернуто лежало что-то,
Открыл и тут же удивленье на лице.
Грудной ребенок, девочка лежала.
Завернута в пеленки, чей-то старый плащ,
От холода иль голода дрожала
И еле различимый издавала плач.
Все трое около нее собрались
Рядили, думали «и кто ж подбросить мог?»
Но нет ответа, как бы не старались,
В деревне нет таких людей. Прости нас Бог!
Решенье тут же твердое созрело
«Не выбросить же снова греховодный плод»
Своим мужчинам мать тогда велела
Повесить колыбельку в горнице. И вот
Теперь зажили новою заботой.
Окружено дитя вниманьем и теплом.
Ее сестрой Иван считал с охотой
И отложил пока отъезд свой на потом.
Все было хорошо, но вот, однажды,
Вдруг странности в их доме стали замечать,
Не знают кто, но было так уж дважды,
Продукты стали ночью вроде похищать.
Сначала мать подумала на сына:
«Растет, здоровый организм и молодой…»
Но фарш пропал и свежая свинина!
Задумалась она: «Кто ж может быть такой?
Закрыты двери на ночь на запоры,
Со стороны ни кто не может к ним войти.
Вокруг двора высокие заборы,
К тому же если что, собака на пути».
В квашне, поставив с вечера опару,
Решила хлеба утром свежего испечь,
Но не легла, часов так может пару
Она хотела ночью вора постеречь.
Но сон сморил, лишь темь легла густая,
Конечно, видеть что-то просто не могла.
А утром глядь, квашня опять пустая,
Какую тайну укрывает ночью мгла?
Отцу пришел черед сидеть в засаде,
Уж очень любопытно вора опознать.
Коптил огонь, мерцающий в лампаде,
Не смог сдержаться сторож до утра не спать.
Проснувшись утром, убедились снова,
Опары нет, все так, как было в прошлый раз.
И сын сказал тогда: «Даю вам слово,
Узнаю нынче, кто бесчестно грабит нас!»
В который раз поставила мать тесто,
Иван, как будто спать лег с вечера в кровать.
Поздней сложил кожух на свое место,
Тайком пробрался в сенцы, чтобы наблюдать.
Устроился у приоткрытой двери,
Видна вся горница и прочее ему.
«Не крыса ль это иль другие звери,
Кого-то, да увижу, может быть в дому».
А время к полночи едва катится,
Но, что-то интересных изменений нет.
Лампада у икон, едва коптится,
На стены горницы бросает тусклый свет.
Сон валит с ног, двенадцать уж пробило.
Лицо чтоб освежить, он воду зачерпнул.
Толь показалось, толи осенило,
Вдруг видит, колыбель , как будто кто качнул.
И в то ж мгновенье, Господи мой, Боже!
Или взаправду это, или снится мне?
Мороз пошел мурашками по коже,
От пота вмиг рубашка взмокла на спине.
Сестра из колыбели приподнялась,
Невероятно быстро телом подросла.
Огромной стала, в ведьму превращалась,
Уничтожая все по горнице пошла.
Опару съела, все, что есть съестное,
Немного постояв, над матерью с отцом,
Но отошла, оставила в покое,
Глаза горят, клыки, ужасная лицом.
Затем в младенца вновь оборотилась,
Тихонько снова в колыбельку улеглась.
Лампада так же сумрачно светилась,
Под утро петухами песня завелась.
Иван не стал ждать полного рассвета,
Черкнул письмо родным и в старенький мешок
Сложил все вещи наспех, на край света
Не разум вел его туда, а просто шок.
Иной раз думал: «Может показалось?
Спросонья и не то привидеться могло!»
Но, вспоминая, сердце вновь сжималось,
Страх и смятение в его душе легло.
Шел напрямик, не ведая дороги,
То луг, то перелесок, то глубокий ров,
Дремучий лес, да горы и отроги.
И, вдруг, услышал где-то хриплый дикий рев.
Пошел на звук и видит там картину:
Огромная тигрица лапами в капкан
Попалась. Только рвет напрасно спину
И кровь уже сочится медленно из ран.
К тигрице смело наш Иван подходит,
Разжал капкан, чтоб лапы ей освободить.
В лесу траву целебную находит,
Кладет на раны, с целью кровь остановить.
А помощь, оказав, сказал спокойно:
«Свободна ты, теперь, прощай и в добрый путь!»
И, вдруг в ответ: «Ты вел себя достойно,
Спасибо, пригожусь и я, когда ни будь.
Коли мой друг, совсем настанет худо,
Аслан, Гаслан зови, когда в беде.
Тот час они, где б не был ты, повсюду,
Придут на помощь обязательно к тебе».
Сказала это, в чаще растворилась.
Иван от удивленья только рот раскрыл,
Но поздно уж, тигрица удалилась,
Ее и след в лесу уже давно простыл.
Но, поразмыслив, паренек немного,
Дремучим лесом вновь вперед быстрей пошел.
Ведь не легка была его дорога
И вот избушку, на опушке вдруг нашел.
Он постучал, в ответ ему: «Входите,
Не для кого не заперт мой бедняцкий дом.
Разделим ужин мой, коли хотите,
А нет, так хоть с дороги отдохнете в нем».
2
Не ярко свечи на столе горели,
Покой царил в избушке, мягкий полумрак.
Нехитрый ужин с аппетитом съели
И вот теперь вдвоем сидели просто так.
Хозяин тихо с гостем вел беседу.
Иван наш сразу догадался, что он слеп,
Рукой своей поглаживал по пледу,
Уставив взор незрячий, будто видя след.
И говорил: «Коль молод, будь мне братом,
Коль старец седовласый, будь моим отцом…»
«Я юн еще, - сказал Иван, когда-то
В деревне слыл веселым добрым молодцом».
И тут историю свою подробно
Поведал без прикрас, хозяину Иван.
Лишь про тигрицу промолчал он скромно,
Не знал, что дальше делать, в голове туман.
Тут он затих, молчанье воцарилось,
Но, все же, ждал на свой вопрос ответ.
Одна свеча теперь едва теплилась,
На лица их бросая, тускловатый свет.
Минуты две прошло, иль больше может,
Иван подумал, что хозяин уже спит.
Но, тут он встал, прошелся, видно гложет
То, что в его душе занозою сидит.
«За много сотен верст отсюда, на Урале», -
Усевшись снова начал медленно рассказ, -
«Лежит долина между гор. В развале
Камней богатых находили всякий раз.
В долине замок древний разместился,
В нем жили счастливо родители мои,
Да мы с сестрой. Отец мой там крестился,
Любил и укреплял владения свои.
В ближайшей штольне камни добывали,
Немалый изумруды принесли доход.
Стада несметные в долине жировали,
И множилось богатство наше каждый год.
А мы росли, я стал почти что взрослым.
Отец стал посвящать меня в свои дела.
Жизнь беззаботная осталась в прошлом,
Сестра-красавица, как роза расцвела!
Все б хорошо, да вот людская зависть,
Да жадность с подлостью не знавшие предел,
Вмешались в нашу жизнь и стали править
Злой умысел, средь наших честных дел.
Явился к нам кузен отца, мой дядя,
Хотя сомнительным казалось их родство,
Интриги плел, при этом честно глядя,
С улыбкой льстивою родителям в лицо.
Душою черный, хитрый и коварный,
Он вскоре смог отца со свету извести.
Мать заточил в острог , сырой, кошмарный,
Сестру забрал к себе. Не мог я все снести.
Гонимый жаждой мести, попытался
За эту подлость негодяя наказать.
Но пес поганый, тут же догадался,
Велел избить меня примерно и прогнать.
Как было велено, меня изгнали,
Проклятья сыпали мне, угрожая вслед.
Теперь живу здесь, в скорби и печали,
А от побоев этих болен и ослеп.
Но мне секрет отец поведал тайно,
В одной из штолен, там, в пещере, под землей,
Два скрыты озера от глаз случайных,
Одно с живой, другое с мертвою водой.
И говорят, что тех озер водица,
Творит невиданные миром чудеса.
А коль с умом, да ей распорядиться,
Вернешь и зрение, и силу в телеса.
Но путь туда теперь сестра лишь знает,
Ее, как птицу держат в клетке золотой.
К ней все пути вокруг оберегают,
Лишь чуть приблизишься и тут же шум, да вой!
И нет возможности к сестре добраться,
Я болен, немощен, да и к тому ж слепой,
Видать судьба здесь навсегда остаться,
Смириться молча с участью моей такой!»
Рассказ закончив, снова затихает.
На землю опустилась уж глухая ночь.
«Что выйдет из того, пока не знаю,
Но от души тебе, мне хочется помочь».
3
Чуть свет забрезжил, наш Иван в дорогу
Собрался в дальнюю, нелегкую идти
И, приютившему его порогу,
Послал поклон земной и вот уж он в пути.
Он шел вперед, закаты и рассветы
В дороге приходилось и не раз встречать,
И на вопросы все искал ответы,
Найдя, себе на них старался отвечать.
Решил, добро должно людьми вершиться,
Дорогой дальней он для этого идет.
Чтоб зло ему могло бы покориться,
Любое средство он для этого найдет.
Чтоб справедливость восторжествовала,
А злой мошенник наказанье понесет.
Так рассуждал и вдруг пред ним предстала
Долина с замком, в ней пастух коров пасет.
Иван с горы спускается в долину,
Направился навстречу пастуху. К сему
Собаки, вздыбив шерсть и выгнув спину,
Подняли лай и дружно бросились к нему.
Пастух собак позвал и успокоил,
Сказал Ивану: «Здравствуй, добрый человек!
Откуда и куда свой путь настроил,
Коли, конечно, у тебя секретов нет?»
«Да, Бог с тобой, какие тут секреты, -
С приветливой улыбкой Ваня отвечал, -
«Хочу от друга передать приветы,
Который на чужбине свой нашел причал!
А ведь когда-то был здесь уважаем…»
«Не про сыночка ль их, изволишь говорить?
«Да…»
«Значит жив, дал Бог, а мы так ждали,
Что он вернется свой народ освободить.
Совсем не стало жизни нам, как только
Злодей хозяина бессовестно изжил.
Вцепился, как паук и уже столько
Невинной кровушки попил из наших жил.
Оброком обложил, неся повинность,
Молчат покорно все, боясь навлечь беду,
А, дочь хозяйскую, саму невинность,
Удерживает в клетке золотой, в саду»
«Совсем немного надо, только смелость.
И что ж средь вас достойных не найдется тут?»
«Ни кто не сможет, если б и хотелось,
Ее ведь стражники все время стерегут».
«Ну что ж, пойду и счастья попытаю
И пусть уроком будет вашим местным впредь».
Пастух ему в ответ: «Предупреждаю,
Совсем не просто это, можешь умереть!»
«Семь бед, один ответ, как говорится…»
Подробно расспросил, как этот сад найти.
«Придется странником мне притвориться».
Пастух сказал: «Ну, с Богом, доброго пути!»
Добрался к замку Ваня до заката.
Спокойно осмотрелся, обнаружил лаз,
Мальчишки, видно, сделали когда-то,
И ночи дожидался, не смыкая глаз.
Уж бисером светились в небе звезды,
Еще не вышла запоздалая луна.
Он в сад прошел, птиц не встревожив в гнездах,
Увидев клетку, чуть не вскрикнул: «Вот она!»
Под сенью лип, здесь, в клетке разместился
Большой шатер, засов, пропущенный в кольцо,
Над ложем свет, внутри едва светился,
Высвечивал из тьмы прекрасное лицо.
У входа к ней дремал, как видно, стражник,
Упал из рук его отточенный палаш.
Иван подумал: «Глуп поди, иль бражник,
Труда не будет, чтоб проникнуть в сей шалаш».
Но нитей хитроумное сплетенье,
Незримых глазу постороннему, задел
И тишину нарушив, в то ж мгновенье,
Великий звон, да вой пошел на весь удел.
Вдруг осветилось все вокруг огнями,
И сразу стало ночью видно, будто днем.
Иван был схвачен крепкими парнями,
В темницу брошен, руки связаны ремнем.
4
В сырой темнице наш Иван томился,
Давно пропели звонко зорю петухи.
Уж солнце к полудню, когда явился
Угрюмый стражник.
«Да, дела совсем плохи!
Ну, как я мог нелепо так попасться?
Подвел и друга, и сестру его не спас.
А, может, как-то выбраться удастся?
А, вдруг, да разума восторжествует глас?»
Его на площадь привели. Прилюдно
Хозяин здесь вершил кровавые дела.
Узнать тирана среди всех не трудно:
Кафтан расшит, рубаха, словно снег бела.
На красном троне восседал он важно,
Горбатый, маленький, да лысый, нос крючком,
Откинувшись назад, весьма вальяжно
И борода торчала пегая пучком.
По леву руку девушка сидела
Прекрасна, словно нежный аленький цветок,
Глазами грустными на мир глядела
И нервно теребила носовой платок.
Наглядно эта пара представляла
Уродство крайнее, да против красоты.
Его персона мерзость вызывала,
А, глядя на нее, желанья и мечты.
Черты лица едва лишь уловимы,
Иван тот час сестру товарища узнал
И, коль дела совсем непоправимы,
Решил в глаза врагу сказать про все, что знал.
«Ты кто таков?» – хозяин вопрошает, -
«Зачем ко мне забрался ночью тайно в сад?»
Иван наш громко смело отвечает:
«Что я скажу тебе, навряд ли будешь рад!
Ты замком завладел простым обманом,
Хозяина убил, его жену в подвал,
Изгнать их сына было твоим планом,
А дочь в наложницы себе, подлец, забрал!
Присвоил незаконно все богатства,
Бандит! Сидишь и пьешь людскую кровь. Вампир!
Простые люди, собирайте братство,
Его прогоним прочь и восстановим мир!»
Тут карлик зеленью от зла покрылся
И тело его стала лихорадка бить.
Он с пеною у рта вдруг криком взвился:
«Немедленно бродяге голову срубить!»
Схватив Ивана, к плахе потащили,
Палач уже настроил страшный свой топор.
В глазах картины прошлого поплыли
И вдруг тигрицы Ваня вспомнил разговор.
«Аслан, Гаслан!» - в отчаяньи он крикнул
И, вдруг, от страха, стража отступила прочь.
Два тигра за спиной его возникли,
Его оберегать готовы день и ночь.
Горбатый карлик потерял дар речи,
Его желаньем было тут же улизнуть.
Но наш Иван схватил его за плечи,
Чтобы как следует преступника встряхнуть.
И обратился ко всему народу:
«Решайте, братья, как теперь поступим с ним?
Иль предоставить полную свободу?
Иль справедливо наказать судом своим?»
Народ шумел, со всех сторон угрозы
Одна другой страшнее сыпались ему:
«Повесить вверх ногами на березе…»
«Нет, на костер его и сдохнет пусть в дыму…»
Когда немного страсти ослабели,
Иван сказал: «Мне кажется должна решать
Лишь дочь хозяина, на самом деле
Его судьбу и пусть, не будем ей мешать!»
Преступников из замка всех прогнали,
Их главного, уродца, аж на край земли.
Татьяну, дочь хозяина так звали,
Ивану суженой немедля нарекли.
И мать освободили из темницы.
Иван с Татьяной в штольню слазали и там
Набрали мертвой и живой водицы
И в тот же день отвез ее он другу сам.
Два тигра принесли Ивана к другу.
Его обрызгал мертвою водой,
Затем живой, глаза протер по кругу
И вот здоровый он и зрячий, молодой!
«Ну, здравствуй, брат, зовут меня Романом.
Тебя таким себе всегда и представлял
И верил, что не можешь жить обманом,
Поэтому всецело тайны доверял.
Хочу с тобою в замок воротиться,
Сыграли б нынче свадьбу вам с сестрой моей…»
«Прости меня, я должен извиниться,
К родителям своим вернуться поскорей».
Роман сказал: «Ну, что ж, коня любого
Бери, да поезжай и с Богом, в добрый путь,
Удачной будет пусть твоя дорога.
Даст Бог и свидимся с тобой, когда ни будь!»
5
Иван к селу родному подъезжает,
Не узнает его, сплошь запустенье, мрак.
И кочет звонким криком не встречает,
Невидно и людей, не слышен лай собак.
Все улицы заросшие бурьяном,
Дома, имевшие когда-то бодрый вид,
Теперь стоят, скосившись, будто пьяны,
Печальный взгляд их окон, душу бередит.
Вот к дому своему Иван подъехал,
А конь его, беснуясь, пляшет и храпит.
Пронесся ветер, зашуршав под стрехой,
Глядь, на крыльце родном, его сестра стоит.
Огромный рост, слюна с клыков стекает,
Недобрый взгляд ее в кровавый цвет горит.
С коня Ивана взгляда не спускает:
«Ну, здравствуй братец», так с притворством говорит.
Входи в наш дом, а я коня поставлю.
Прости, что нечем в доме гостя угостить.
Ни как работать челядь не заставлю,
И мать с отцом, и весь народ мне мстит.
В церковном их сарае всех закрыла,
Коль хочешь, братец, и тебя туда сведу.
А вот твоя прекрасная кобыла
Чудесным образом пошла бы мне в еду.
Она ушла, Иван заторопился,
Большой мешок золы над дверью закрепил.
А сам за печкой тихо притаился,
Готов сражаться с ней, на сколько хватит сил.
С конем покончив, ведьма в дом вернулась.
Но, вот в дверях, на входе, врезалась в мешок.
Как в облако, вдруг, в золу окунулась,
Глаза и уши ей забила, как песок.
Иван, тем временем, пролез в окошко
И ну, от ведьмы вдоль по улице бежать.
А та, оттерлась от золы немножко,
Во след ему, не с целью руку, что б пожать.
Иван бежит, но вот ее дыхание
Он слышит за спиной, как видно не уйти.
Аслан, Гаслан! Тут крикнул он в отчаяньи
И тигры выросли у ведьмы на пути.
Мгновение и стала жизнь другою,
Иван их помощи был несказанно рад.
Он ведьму сбрызнул мертвою водою
И облако взметнулось, испуская смрад.
Со злом покончив, в церковь помолиться
Незамедлительно оправился герой.
Родных увидел горестные лица,
Когда сарай церковный отворил сырой.
Освободил голодных, изможденных
Родителей своих и деревенский люд.
Уставших просто, но не побежденных.
Они с Иваном вместе к алтарю идут.
6
Усердно в церкви Богу помолились.
У Господа совета, испросив, как быть?
К своим подворьям тут же удалились,
Разруху одолеть чтоб и наладить быт.
И жизнь пошла в деревне, как хотели,
Сошли на головы их счастье и покой.
Цвели сады вновь, петухи запели,
Лишь Ваня тяготился жизнею такой.
Ненастны дни его, бессонны ночи
И гложет сердце парня серая тоска.
Манят девичьи голубые очи
И жизнь от этого безрадостна, узка.
Отец не мог смотреть, как сын томился,
Благословил его, отправив в дальний путь.
И вот Иван вновь в замок воротился,
Где он обрел когда-то своей жизни суть.
А в замке Ваню все конечно ждали,
Ему, по своему, был каждый очень рад.
Немедля свадьбу громкую сыграли,
Неделю целую гремел от песен сад.
На свадьбу всех конечно пригласили,
Как испокон веков в России повелось,
На счастье им посуду гости били.
Всем в удовольствие и елось и пилось!
18.12.2015 года.