Брянский тракт чётким шрифтом морзянки
древний город пробил напролом -
будто ставит кварталам осанку
старика,
проглотившего лом.
Здесь, гуляя, исполнен одышкой -
как бывает по первовесне -
то ли бодрствуешь, то ли спишь ты
(если спишь - то летаешь во сне).
Под обстрелом бодрящей капели
взвесь беды опадает на дно.
Ввысь - восторг. И из той карусели
замечаешь в мгновенье одно:
в лысых кронах грачей-погремушек,
подновляющих отчий очаг;
у аптечной витрины старушек
с постсоветской печалью в очах;
среди ёлок, упругих и гордых
пред аквариумом нарсуда -
Ильича.
Он в привычном мажоре
указует рукою туда,
где мужчина, встряхнувши поллитру,
сквозь стекло наблюдает в зенит
это облако в форме палитры,
что над городом древним висит.
И, ведомые вИденьем новым,
те мазки устремились с концов,
образуя с такою любовью
рассечённое шрамом лицо -
ничему не подвластное всуе,
и, тем более, звону монет...
Бог рисует,
рисует,
рисует!
...и не может закончить портрет.