15 декабря 2015 года состоялась презентация книги воспоминаний "Гариф Ахунов: хазинэле гомер" ("Клад бессребреника Гарифа Ахунова"), изд. Фондом "Рухият" на двух языках - в Национальной художественной галерее "Хазинэ" в Казанском Кремле - к 90-летию народного писателя РТ Гарифа Ахунова (1925-2000). Составители книги: Наиля Ахунова и Наиля Ганиева. Вели вечер поэтессы Ольга Левадная и Наиля Ахунова.
В программе встречи приняли участие татарстанские писатели и журналисты: Ренат Харис, Лябиб Лерон, Марсель Зарипов, Камиль Каримов, Вакиф Нуриев, Елена Сунгатова, Альфия Миннуллина, Ленар Губайдуллин, Елена Черняева, Рустам Тухватуллин, Татьяна Сушенцова, Фарида Зарипова и Ирина Покровская.
Тепло публика приняла выступления представителей школы №35 на улице Гарифа Ахунова, библиотечной общественности Казани и городского Совета ветеранов. Были просмотрены отрывки из док. фильма о Гарифе Ахунова и худ.фильма "Клад" (1975) по одноименному роману писателя. Встреча прошла в очень теплой и душевной атмосфере. На память о вечере от "Рухият" отв. редактором изд-ва Фонда Рамилем Миннуллиным был преподнесен комплект книг для библиотеки галереи "Хазинэ". Встреча завршилась театрализованной постановкой по мотивам эссе Ольги Левадной "Белое счастье", посвященной семье Гарифа Ахунова. Затем все участники праздничного вечера сфотографировались на память.
***
Книга "Гариф Ахунов: хазинале гомер" издана тиражом 1500 экз., 376 стр. В нее вошли очерки, статьи, эссе, рассказы Гарифа Ахунова, воспоминания о писателе и посвящения ему в стихах и прозе современников. Издание будет распространяться, в первую очередь - по школам, библиотекам и музеям.
Гариф АХУНОВ
ПЕРВЫЙ ПОДАРОК
http://www.stihi.ru/2011/10/25/8813
Где-то там, за разлётом поля и толщей леса, высилась она, выстраивалась каменными домами, непонятно почему белолицая, толстостенная,— поднималась как мираж, в стеклянном мареве зноя. Впрочем, в разное время года менялось и освещение: белый камень серел, прикрывался листьями и ветошью, сумеречными облаками. Сочная синева неба обливала весенние влажные крыши. Зима блестела льдом на ребристых карнизах.
Электрическая лампочка завоёвывала пространство. Ещё и провода с телеграфными столбами были новинкой, ещё едва шепелявило радио. А она всегда была столицей, не древней старухой, а самой древностью, изборожденной морщинами: столица - значит, сто лиц. С зеленого пятачка земли деревни её лик казался не множеством лиц, не улицами-площадями, но — крепостью, окруженной водой. Трудно передать видение, если оно тебя преследует, подрастает вместе с тобой, о чём все говорят, к чему возвращаются мыслями среди обыкновенных долин, и ты понимаешь: видение принадлежит всем без исключения, не одно твое воображение преображает даль. Столица присутствует в сердце каждого. И ты прислушиваешься, ловишь случайные слова о ней, тем самым оживляешь представимое, беседуешь совершенно безотчетно с будущим, которое за полем и лесом, за глубью небес. Оно осуществимо, теплокровно, только надо чуть-чуть поднапрячься, пересечь долину — и тогда... А что тогда, так ли уж важно знать, лучше — догадываться.
Впервые я приехал в Казань десятилетним мальчиком. Окончил второй класс сельской школы и собрался в путь. Это — необычное путешествие, и готовился я к нему основательно. С утра до вечера одна бесконечная дума, одно опасение, занимали меня: не заблужусь ли я там среди пересыпающихся над тропой огней? Дело в том, что моя старшая сестра Айша уже побывала в Казани у родственников, точнее сказать — погостила, и поделилась со мной кое-какими секретами. У нее их было полно.
— Ты мне скажи, Казань большая? Красивая? — теребил я ее.
Айша маленько была артистка, с завихрениями. Её подтолкни — она и полетит, в любой момент готовая закружиться, расплеснуться, засмеяться.
- Ой, какая! - воскликнула она. - Там огни в воздухе висят!
- И не падают? — не унимался я.
— Висят, как шары. Ужас сколько их, со всех сторон огни, огни. И ни за что не цепляются. Кругленькие, яркие!
Это уж совсем было восхитительно.
— Плавают, значит? - уточнил я.
— Передвигаются, как гуси, — сказала убежденно Айша.— Воздух там горячий. Они в нём сами подталкивают друг друга. Понимать надо!
Понимать надо, ага! – повторил я про себя, - беспонятливый какой, на невидимых нитках держатся и всё, кумекать пора бы, город все-таки. Xoть сейчас в путь-дорогу, такое желание невозможное для терпения.
Теперь-то я гляжу на себя издали и вижу, как блестят глаза, как горят мои лопушки-уши, как подпрыгивает в груди сердце,— вижу и чувствую давнее неудержимое желание бежать-скакать-ехать. Поглядеть на белый свет так хотелось, пощупать свою мечту, как диковинную ветку с ворсистыми листьями.
Мечтать я начал рано, с шести лет. Отца схоронили, и я задумался: не пошагать ли мне куда глаза глядят. А отца убил ударом ножа нанятый кулаками бандит. Осталось нас у подола матери Бибинур четверо детей. Проживи-ка на тридцать рублей в месяц. Легче бы, наверное, умереть, но дышали мы жадно,— слава богу, воздуха хватало, потому и выжили. Налоги попросту душили: три центнера картошки — отдай, двадцать килограммов мяса — отдай, двести литров молока - отдай, шерсть - отдай... От этого «отдай» — ай! — звенит в ушах, жжёт-плачет. Для детской памяти многовато, пожалуй, а вот запомнила как проклятое заклинание: отдай! Страховка – добровольная, а заём — принудительный. Не хочешь, не живи, твоя воля.
Для коровы мы тащили сено со всех лужаек. Стыдно говорить, и овечье молоко забирали. Какие лыжи-коньки-санки?! С каких остатков? Отсюда и зависть палящая, отсюда и обида горькая к более удачливым сверстникам, с расписными санками возвращающимся с базара. Чем же мне-то похвалиться?..
Вот тут как раз и подфартило — в Казань! на летние каникулы! ох, и замечательно! на тысячи висячих огней глянуть! Ну и повезло, ну и одарил бог, услышал мечту мою, никому не рассказанную.
В подкрепление вдруг пожаловал из Казани Фарид, мой двоюродный брат. Отец его Асат-абый, крестьянин-середняк, вовремя сообразил уехать из деревни, иначе отобрали бы у него и дом, и землю. Хотя и так взяли чуть позже. Асат-абый стремглав сбежал в город и устроился конюхом на алебастровый завод, подальше от греха. Ведь очень ему была памятна смерть моего отца: семечко от семечка близко падает.
Фарид заявился в самый раз к поспевшей малине. Насобирали мы её скоренько целых два ведра: не с пустыми же руками ехать в гости — лучше с полными ведрами и с витающей в облаках душой!
Никаких огней поначалу я не увидел. С головой ушли в дело. Город, оказалось, тоже не сливки пьет. Подбирали уголь, оставшийся после обжига извести. О малине быстро позабыли. С разгону я наловчился грести и подхватывать: туда-сюда, туда-сюда. Не согнулся, не ойкнул. Нагрузили тачку и свезли па базар слободы Бишбалта. Посчитали денежки. На свою долю я купил игрушечный барабан. Надо бы чего понужнее – сандалии, к примеру, тапочки, на худой случай, ботинки, вроде бы покрасивше и потверже. Но в деревне барабану удивятся больше. Как забарабаню, сразу станет видно, кто из Казани приехал. Пусть и босиком, зато при музыке.
(отрывок из повести)
Перевод с татарского Рустема Кутуя