Елена Рышкова. Обзор по осеннему туру 2015

Литературный Фестиваль Рунета
Мои 12

43. Татьяна Лернер "Руны" http://www.stihi.ru/2011/11/05/2452

18. Ирина Валерина "Возносит" http://www.stihi.ru/2015/06/11/416

7. Артафиндушка "Шестьсот десятый" http://www.stihi.ru/2015/09/19/9947

12. Дмитрий Близнюк "семь жизней" http://www.stihi.ru/2015/09/08/3925

15. Елена Таганова "Ялик" http://www.stihi.ru/2015/08/26/3751

17. Йегрес Вокашу "плыть по теченью" http://www.stihi.ru/2014/12/07/3662

35. Ольга Хворост "Она любила его безумно..." http://www.stihi.ru/2015/07/08/2852

41. Сергей Богомолов "Чем ты старше, тем ближе земля" http://www.stihi.ru/2015/10/18/9484

22. Люся Пикалова "a more" http://www.stihi.ru/2015/08/17/2707

24. Марина Гареева "дождь корнями держится за землю" http://www.stihi.ru/2012/10/31/10841

26. Миронова Елена "Часовой" http://www.stihi.ru/2013/01/10/1769

31. Новикова Таня "Бовари"  http://www.stihi.ru/2015/09/10/3476


Несколько слов в конце ноября
от Елены Рышковой

Так получилось, что в ноябре выпало мне судить сразу три конкурса.
Но, может это и хорошо – было с чем сравнивать.
Конкурс Рунета оказался лучшим в этой тройке, хотя два других слабыми ну никак не назовёшь ни по организации, ни по составу авторов.
Мне было трудно выбрать из представленных пяти десятков Рунетовских стихов 12 лучших.
Тяжело  потому, что хороши все пять десятков.
Но дело сделано, и скажу несколько слов о каждом из своих избранников.

Татьяна Лернер

Руны

Ухо, левое ухо, не глухо, но – плохо, болит,
мне б на плаху, а я головой под рубаху, где длит
каждый вдох твой и выдох мою непрозрачную ночь,
неудачную, в клочья, наждачную. Мне бы помочь
ты не мог, ты не бог, ты не маг, ты не понял впотьмах,
что от слёз под рубахой намок твой сосок. Это страх:
я недолго спала, мой медовый, недолго спала,
я на страже была и  не строже седого крыла
укрывала орлицей нептицей пером над ребром
твоё сердце неверца, лицом под сосцом. Серебром
обливала луна полусна овулярный овал…
Где-то чёрт колдовал, где-то чар, как гончар, навивал,
и стрелу выпускал – в твоё сердце летела стрела,
над полями полынными хлебными небо рвала,
рассыпАлось стекло веселО. На подушку легло,
а стрела – не орла, а меня догнала. Обожгло,
на подушку –  осколки, а в ухо – стрела. Потекла
то ли кровь, то ли сонная лунная руна стекла.
И блистали кристаллы на алом. Не стало меня,
рыжей. Ты же  устало прокручивал скудного дня
беспросветный поток, а потом ты увидел во сне
новый сон – обо мне, обо мне, обо мне, обо мне,
и колдует лукавый, и я его цель в этот раз,
я, оправа октавы, пропетый сто раз парафраз
наших жизней, и тризна по мне – это тризна по нам. 
Ты,  любимый мой, мнимый мой, смерти кричишь: не отдам,
грудью мне закрываешь чело, и стрела тяжело
входит в сердце, ты просишь согреться, но стынет стекло,
ты идёшь в этот дождь из стекла, и светла бытия
неразлука, легка, недолгА.  Вот и ты. Вот и я.

Стих, как плач невозможно разъять на составные части. Он длится единой октавой, музыкальной фразой напева. От него невозможно оторваться и, если стоит перенос на другую страницу, если тело стиха разорвано на части, то воспринимаешь этот разрыв, как провал, как боль в сердце. Скорее, скорее снова сложить его вместе, спаять эти звуки в единую песню.
Нет никаких правил и законов, объясняющих волшебство, магию, заговор к коим, несомненно, относится и высокая поэзия.
А я и не собираюсь.


Ирина Валерина

Возносит

Я не глина ему, не ребро взаймы,
не ручная птица, не символ власти —
но пройдя на ощупь по краю тьмы,
но смыкаясь в жаркое коло "мы",
я хочу быть частью.
Ничего не знаю, но я — во всём,
для чего готов он открыться в слове.
И не помня более ни о чём,
я ложусь в ладони его плодом:
неоткрытым, новым.
Прозевали ангелы, чёрт проспал,
обеззубели пасти семи ловушек.
Он прошёл сквозь ночь, он меня назвал
тайным именем мира, где пел металл, —
и вернул мне душу.

Ничего не знаю, но смысла нет
ни в одном из сотни пустых вопросов.
"Ты мой свет, — бормочет, — мой чистый свет..."
"Всё, что хочешь, делай...", — шепчу в ответ.
И готова падать.
А он — возносит.

Текст редкого совершенства. Все части его соразмерны – мелодика ряда, ясность мысли, чистота ритма. И вот ведь что удивительно, никаких откровений, а всё вместе – коло жизни.
И радостно, светло удивляюсь талантливому слову.
Автор прошел по краю, не сорвался в морализаторство, не унизился  до банальности,  но смог найти прекрасную точку единения  себя, своей половины и читателя.
Редкостной удачи находка.


Артафиндушка

Шестьсот десятый

А губы твои безвкусней сухого хлеба, а тело твоё на ощупь – дешёвый пластик. Я маюсь в сети полос пешеходных зебр, безбожной рукой сжимая твоё запястье. В унылом кафе, где пахнет пустыми щами, течёт с потолка, на мокрых сидим углях. В руках арбалеты. Милая, обещай мне,
что будешь стрелять.

За нас голосуют, лгут беспощадно квоты. О нас пишут книги, в них я простой и робкий. Упорно скоблю с души твоей позолоту, пытаюсь её расплавить в горячей топке. Не плачь. Засыпай в объятиях мягких мишек. В них нега и ласка, я же остёр и груб. Гляди в свои дали. Милая, ты боишься,
что я не умру.

Стрела – золотая, с болью забилась жила. Приходит сентябрь, кричит золочёный кречет. А я верю в снег, хочу, чтобы вечно жил он, когда убелит ладони мои и плечи. Тогда за стеной хозяин ругнётся матом, хозяйка в духовке чуть подпалит коржи, во вьюжный туман уйдёт твой шестьсот десятый –
и ты будешь жить.

Тот случай, когда стих  позволяет сознанию сжиматься и растягиваться в ритме моей собственной иллюзии.
Самодостаточность его бесконечна и не требует объяснений деталей – кто, что, почему и где всё происходило? Она позволяет читателю существовать  рядом с текстом  не только внушаемой стороной, но и внушающей.
Я могу вертеть стих в голове, как кубик Рубика, подставляя в каждую строку свои воспоминания и образы, и от этого кубик не разрушается, но лишь становится многомернее и ярче.
Я люблю такие стихи, в которые можно вложить мою  жизнь и от этого она не сделается хуже.


Дмитрий Близнюк

семь жизней

Ты кошка — семь жизней растрачены на чепуху,
на стирку и готовку, на варку и уборку,
на боевую раскраску лица и тела,
на чуткий сон у колыбели.
Мне осталось тебя так мало.
Налить тебе лунного молока?
Я читаю тебя, как юношеские записки Шерлока,
как шпаргалки на девичьих коленях.
Мне от тебя осталась шагреневая кожа,
и она с каждым годом все меньше и тоньше,
но я не могу не желать, не стремиться.
Мелкое перышко торчит из подушки,
будто лыжня из снежного спуска.
За окном блестит карамельная луна,
и я смотрю на тебя сквозь годы,
сквозь густой снегопад:
ты улыбаешься, и твои губы
кажутся запачканными кефиром
в наплыве падающих снежинок...


Стих похож на ожерелье из черноморских ракушек, нанизанных на прозрачную  рыбачью леску – в каждой раковине замысловатая мелодия  моря, рвущаяся на волю сквозь маленькое аккуратное отверстие строки.
Мне кажется, что в нём нельзя заменить ни одну словесную ракушку, ибо очарование единства умрёт даже не родившись.
Иногда белый стих утомляет своей белизной, но не этот.
И почему-то мне захотелось кефира).


Елена Таганова

Ялик

Яблочный Спас: шарлотка, бочонок сидра -
в августовском безвременье - как клепсидра
нашей беседе. В доме темно и сыро,
пахнет вагонкой липовой пустота.
Дождь, осмотрев чердак, обнаружил цитру -   
звуки ее побелочным стрептоцидом
сыплются с потолка, и - с пометкой "cito" -
в кончиках пальцев мается нежность, - став
нудным вязаньем, муторной чисткой яблок...
...дом под дождем похож на рыбацкий ялик:
кажется, отшвартуй его - и отчалит
в самую беспощадную из стихий...
Из корабельных сосен внахлест сколочен, -
боги, чего он чает душой челночьей?!
Что за улов ему уготован ночью?
Вряд ли об этом знают мои стихи...


Музыкальная фраза длится и длится вдоль жизни всего стиха. Происходит чудо преображения плоскости текста в многомерность звука и полифония стиха заполняет пространство своим многоголосием.
Стих не открывает секретов бытия, но именно в этой неопределённости скрыто его очарование, что сродни очарованию природы – безмолвному и безликому до тех пор, пока его не вдохновит  поэт.
А с той поры и природа сможет обрести свою душу, а жизнь свой смысл.






Йегрес Вокашу

плыть по теченью

закрыть глаза, парить над суетой,
плыть по теченью вечности без трений,
оттягивая выбор непростой
о месте пресловутой запятой:
казнить нельзя помиловать.
не время.

быть выше, оставаться в стороне
от злобы дня, что  нас по морде хлещет, 
глотать обиды горечь при луне,
молчать о нескончаемой войне
растерянно.
так правильней,  так легче.

цветочный запах, трели соловья
и звёзды, не запачканные  грязью
политики, продажности, вранья…

…напишут завтра чьи-то сыновья
о времени,
о нас…
арабской вязью…


Стих самодостаточен, как личное мнение и этим привлекает. Он не спорит, не обвиняет. Автору удалось хорошо выдержать и тему, и паузу в этой теме.
Он сделан мастерски, красив и статен, как арабский скакун и столь же хрупок в своей экзистенции.
Нет, не стану ни возражать, ни поддакивать.
Моё мнение о мире тут не играет роли.
Автор сказал своё слово и то, как он это сделал, – куда важнее, чем сама тема его высказывания.





Ольга Хворост

Она любила его безумно...

Она любила его безумно,
слова ловила, улыбки, взгляды,
и, после встречи, в сердечной сумке
улов хранила, закрыв на клапан;
она мечтала ему быть лампой,
подушкой, кошкой, входить без стука,
звонить без страха, стирать рубашки,
варить картошку ему на ужин,
когда ей больно и грустно было,
когда он был ей, как воздух, нужен,
она улов свой в слезах купала,
а после вешала на балконе,
и на прищепочках сохли рядом
с её трусами, чулками, блузой,
его улыбки, слова и взгляды,
вполне законно.


Как хорошо я знаю этих женщин, говорящих «Она любила его безумно…»
Так говорила моя мама, я так не говорю, но помню запах этой фразы – запах старого платяного шкафа с крепдешиновыми платьями и льняными пиджаками.
Автору удалось уловить не мгновение той жизни, но её запах, цвет и вкус.
Тем замечательнее концовка, разрушающая тот мир, ставящая его с головы на ноги и, по-моему скромному мнению, дающая надежду на прекрасное будущее.
Во всяком случае, для понимающего юмор читателя.


Сергей Богомолов

Чем ты старше, тем ближе земля

Чем ты старше, тем ближе земля
(ни свернуть, ни пойти на попятную),
и чем ближе она, тем понятнее
то, что смерть - это часть бытия,
та, что ночью родилась и зрела
в тишине, у подножья горы...

ты идёшь, наверху то и дело
чей-то рот надувает шары,
чьи-то руки дают их тебе,
ты берёшься за ниточку тонкую,
и все гонки с их шумом и гонгами,
А и Б в водосточной трубе
замирают на миг:

ты взлетел,
озираешься (ниточка крепкая):
вот закат пригласил на расстрел
облака с набекреньными кепками,
вот Луна вызывает прилив
вслед за только что бывшим отливом
(это странно: я стал терпеливым,
наблюдая за ней).

Не убив
облака, умирает закат,
и чем тоньше полоска вдали,
тем красивей над ней облака,
тем сильней притяженье Земли.


Сильный стих у мудрого автора.
Такую мудрость нельзя получить даром или передать походя. И только поэзия даёт возможность  такого дара.
Наверное потому, что настоящий поэт владеет волшебством придавать словам их истинный смысл – множества отражений. От неба и дождя, улыбки ребёнка и слёз матери, убийства и рождения.
И всё для одного слова. И тогда оно перестаёт быть только словом, но становится миром.
Спасибо автору за этот подарок.




Люся Пикалова

 a more

Говоришь: "Глаза у тебя цвета моря,
Жить бы у самых глаз твоих, разбить сад, построить домик,
Переехать из района ключиц,
Завести птиц и белого кролика".

Говоришь: "Глаза у тебя – вода лазоревая,
Жить-любоваться, встречать зори, вы–
ходить на берег, не знать печали.
Слушать крики чаек,
жить только вдвоём, покуда не одичаем".

Говорю: "Давай жить у самой кромки прибоя,
Не плодить боль, не ведать боли,
Чтобы у нас не только глаза были цвета моря,
но и волосы цвета моря,
и душа чтобы цвета моря.
У нас всё получится, на что угодно могу поспорить".

Вместо дома будет белая пена,
Солёный ветер заменит стены,
Нам не нужно пола и крыш,
Только –

шшшшшш
шшшшшшшшшшшшшш
шшшшшшшшшшшшшшшшш
шшшшшшшшшшш
шшшшшшш
шшшш


Порой целый стих я принимаю, как одно слово, длящееся от начала до конца стиха. Только вот нужно найти это слово и медленно повторять его – то тише, то громче и оно долетит куда надо и выпадет там то ли дождём, каким надо, то ли засухой необычайной.
Об этом стихе можно говорить или думать, или петь его, или шептать – всё равно он передаёт одно слово.
Но так, что никакое другое уже не может протиснуться между запятыми или точками ….
A MORE


Марина Гареева

дождь корнями держится за землю

дождь корнями держится за землю,
если оторвётся – улетит.
лепестками мир осыпан древних
одуванчиков молитв.

высохшие звёзды не восходят,
вымерз почерневший урожай.
свет фонарный садит корнеплоды,
вой собачий кормится с ножа.

утро пробирается под кожу,
слабые сонливостью глаза
щёлкают щеколдою в прихожей,
сон уходит нараспашку за

тёплым молоком с холодной булкой
(снова перепутал, шалопай),
тихо возвращается с прогулки.
облаку зелёный наливай

чай согреет руки (с ними мысли)
– можно умываться тишиной
(дышит за порогом кто-то близкий,
ближний и нечаянно родной).

день набитый мокрыми ногами
пробкой закупоривает путь,
солнышко рисую между нами
(тыльной вытираю – не спугнуть).

тихая безмолвная усталость,
листья, словно ёжики, шуршат.
выколоть запасы, что остались.
больше никого не нарушать


Певучий, длинный, зАговор. Чтобы утишить боль, или задержать её, дабы не уходила далеко.
Стих понравился неожиданностями, а я это люблю. Нет, не в сюжете, а в метафорических находках.
Автор умеет пообещать, но изменить своим обещаниям – и стоишь, удивлённый, но обрадованный: ишь как закрутил, а я и не подозревала, что так можно.
Это знак мастерства – умение удивить читателя.


Миронова Елена

Часовой

Ночь. В ней свет — почти прифронтовой,
над твоей встающий головой,
пальцы перепачканы черникой.
Ты, дружок, сегодня часовой,
и увидишь если: кто живой —
издали на скрипочке пиликай.

Дольний космос густо начинён
длинным-длинным перечнем имён —
вот на свет плывёт из перелеска
люд работный, офисный планктон
с яблоком, которое ньютон,
в облаке, которое гандлевский.

Всякого утешь и сохрани,
от ножа и сглаза отжени,
отлепи от хвори и от дури,
отомри от яда и огня…

И сыграй, мой ангел, для меня —
чтоб застряла жизнь во мне
................................................. как пуля.


Люблю такие стихи, где всё, как сжатая пружина метафоры, где каждый слог и знак на своём месте, где тикает часовой завод бомбы, приготовленной автором в самом конце.
Да, он академичен, чуточку сух и отлажен – этот мастерский строй, но какой же взрывной силой начинён его финал, как отметаются все Ньютоны и Гандлевские перед этой волной цунами – перед последними двумя строками. Браво!


Новикова Таня

Бовари

Во сне стрекозка -Эмма Бовари
тревожит  чёрный блеск пруда кругами.
И местный  муравей ей говорит:
прелестная Вы дама.
Её досуг  — плясать на берегу.
И в промежутках  прыгать к холостому
и очень симпатичному жуку,               
чтоб с головою  в омут.
А утром — явь, где призрачный уют, —
привычное с немилым «жили-были».
Здесь вместо яду  корвалол нальют,
ещё подрежут крылья.


Люблю короткие стихи. Ничего не могу с собой поделать – афористичность стиха, краткость и образность, вот что привлекло в этом тексте.
А, если вглядеться попристальней – так и Флобер бы позавидовал краткости и полноте описания.

..................................
..................................

О нашем эксперте:

ЕЛЕНА РЫШКОВА

Поэт, редактор нескольких литературных журналов. Создатель литературного конкурса «Согласование времён» и литературно-просветительского портала «Русский Автобан», сопредседатель Общества русско-немецкой культуры во Франкфурте-на-Майне. Постоянный судья нескольких литературных конкурсов. Родилась и жила в Одессе. Образование высшее. С 1999 года живёт в Германии.
Стихи издавались в "Литературной газете", журналах "Золотой век", "Эмигрантская лира", "Венский Литератор", "LiteRarus" (Финляндия) и др.
http://www.stihi.ru/avtor/bagira23
http://www.netslova.ru/ryshkova/