Сказал поэт со странною фамилией,
Заткнись и знай, я – пёс породы РОжИбил».
А сам, дурак, с привычкою кобылией
Лягался, но заткнуться должен был.
Не знал, поэт, основ правописания,
И русских слов прекрасного обличия.
Свои стихи, с бредовой стихоманией,
Он выдавал всем с манией величия.
И говорил со мною так презрительно.
Мол, он - с широким лбом, я – узколобая!
И для него, поэта, уморительно,
Как я пишу о Родине, с тревогою.
Всё о природе. Всё, любуясь гадами.
Иль о работе, о своей, где всё привычное!
А надо бы, по Родине – снарядами,
Чтоб задымилась строчка поэтичная.
И фразой поучал, давно замученной:
«Будь паинькой, не суйся ангажировать».
Не знал, поэт, что солнце вместе с тучами
Не заслонить собой, не зазомбировать.
И чьей – то шкурой прикрываясь серою
Словами сеть себе связал он прочную.
И в рожебила вдруг под стратосферою
Сам превратился как-то, между прочим, он.
Рычал и тявкал рожебил отчаянно.
На клыковилы чтобы душу выудить.
Слова мои вдруг стали в камень каменны.
У русских так бывает, если вынудят.
Долготерпимы к рожебилам русские.
Не любим обижать мы, а, ведь, надо бы.
На место ставить их и в рамки узкие
Засовывать, чтобы на нас не падали
Слова их, клыковильные оладушки,
Летящие нам в рот и на головушки.
Мы – русские, с тобой Россия-матушка,
Поём мы о тебе, твои соловушки.