Мы читаем главу 23 первой части романа. Князь Андрей приехал с женой в родовое имение Болконских. Ведет свою половину по дому «с учтивым и грустным выражением». Жена бурно восхищается домом, называя его дворцом. Потом идет к сестре Андрея, Марье ( как величает ее автор, подчеркивая ее простоту и народную глубину характера).
Князь Андрей морщится, как бы ожидая неприятного. И в самом деле: жена встретилась с сестрой, которая играла на клавикордах. Послышался крик и звуки поцелуев. Вот к женщинам вошел и Андрей и увидел, как две дамы слились воедино, обхватив друг друга руками. Для кн. Андрея это несомненно пошлый театр, он не воспринимает сцену как искреннее проявление чувств. К тому же на сцене и мадемуазель Бурьен, такая экзальтированная и говорливая, и кн. Андрей «поморщился, как морщатся любители музыки, услышав фальшивую ноту». Женщины его рады друг другу, но эта радость не в радость мужу и брату.
(И то сказать, мне это очень понятно, увы: экзальтации не в моем характере, так что я понимаю молодого князя, как себя).
Кн. Андрей поцеловался с сестрой «рука в руку» и сказал, «что она такая же плакса (фр.), как всегда была. А княжна Марья со слезами умиления поглядела на брата, вся светясь своими дивными глазами.
А жена «говорила без умолку» (помилуй Бог, как сказал бы старый кн. Болконский, который бы сразу понял, почему так недоволен женой его сын)…
Кн. Марья спрашивает брата: И ты решительно едешь на войну?...
И вздыхает. Вздыхает и молодая жена.
Но сыну позволено войти к отцу, хотя отец еще занят туалетом.
- А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик … Примись хоть ты за него хорошенько, а то он этак скоро и нас своими подданными запишет…
Кн. Андрей не отвечал на любимую тему отца, который в грош не ставил нынешних военачальников и даже самого Бонапарта,потому что служил в свое время под началом Суворова.
Вот отец опять насмехается над новой наукой войны, стратегией, которой-де учат русских немцы да Наполеон.
Кн. Андрей постепенно оживлялся, пересказывая стратегический план войны с Наполеоном, каковой составили эти мудрые немцы, которых «кто только ни бил», как чуть позже скажет старый князь.
Князь Андрей в этой главе и в следующей очень хорош с отцом и сестрой, но не столь хорош с женой, а пуще того - с Бурьен, и надо сказать, что он видит ее пустоту с первого взгляда, хотя отец его ее терпит без видимых усилий.
Далее разговор о войне и Бонапарте продолжается, и не мудрено: воин суворовского времени и его сын имеют что сказать по существу. Старый князь стал разбирать "ошибки" Бонапарта, с чем не согласен сын, но не вступает в споры с отцом. Однако уже успел назвать Наполеона великим полководцем… И отец спрашивает, где же тот проявил свое величие.
- Это длинно было бы, - отвечал сын.
Старик возмущен:
- Ступай же ты к Буонапрате своему! И кричит на отличном французском:
-Мадмуазель Бурьен, вот еще поклонник вашего холопского императора!
(Выразительное определение, не правда ли? Для князя этот «корсиканский выскочка» ничем не выше русского холопа.)
В главе 25 кн. Андрей один собирается на войну. И «лицо князя Андрея было задумчиво и нежно… Страшно ли ему было идти на войну, грустно ли бросить жену, - может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки… Это были тяжелые шаги княжны Марьи…»
Кн. Андрей любит сестру, жалеет ее, хорошо понимая, как трудно ей живется под началом отца, который заставляет ее учить геометрию и прочее столь же «нужное» ей.
Но сестра живо возражает, что ей хорошо, что отец святой человек, который желает ей только добра… Просит она и за Лизу, чтобы брат был к ней добрее и прощал ее слабости
Сцена насыщена добром и любовью , и кн. Андрей здесь великолепен в своих лучших чувствах. «Он подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском…»
Нет, всё-таки как выписан-то князь! Тут тебе и барственное пренебрежение к светским забавам, и холодное, как удар кинжалом, отношение к тем, кого он презирает, и умиленное, ласковое, нежное отношение к достойным его высоких чувств… И суперменское и высоконравственное уживаются и сочетаются, мгновенно переходя друг в друга.
Это-то умение выписать «диалектику души» и отметил в Толстом великий критик Чернышевский сразу же по выходу в свет «Детства. Отрочества. Юности».
Князь Андрей здесь, у отца, поистине конфуцианский «почтительный сын», любящий брат и потому «благородный муж»…
Но и резкие переходы от одного состояния к противоположному составляют едва ли не главное в его характере. А значит, ему есть куда развиваться на пути самосовершенствования, что для Л.Н. Толстого было обязательным условием становление подлинно нравственной Личности.