Случалось, по неделе не пили и не ели,
И победили, посрамив врага.
А ныне еле-еле, с слезами доскрипели,
С утра среды до утра четверга.
Посты понарушили, всё ели и всё пили,
Считая устаревшими каноны.
Во всем кругом бессилье,
От жира плоть сбесилась,
Считаем только ближнего виновным.
Молитву ограничили, своими лично личными,
Каноны и Акафисты забыв.
И это всё привычное, до фарисейства кичится.
На чрево перевод – аккредитив.
А труд святой и жертвенность,
Пугает, словно смертью, нас.
«Нам мягкого и сладкого», – брюзжит.
Кишечником обмерилось...
До остального – ветреность.
И по-другому не умеем жить.
Породою курдючные, на животы навьючили
Утробы ёмкой кальные мешки.
На диабеты тучные – двойной обет нешуточный,
Вместили кулинарные рожки.
Никто не скажет: жирные и животы обширные.
Под платьем мудрым скроем полноту).
На сердце сало гирями,
Как жирный гусь, бескрылы мы..
В духовном всё всегда невмоготу.
А плоть тюленем дыбится, Горбом верблюжьим зыблется.
Всё до ноздрей, до верху, всё сполна.
Червям могильным житница.
Грехам корчма и мытница,
Где в рост, в кредит торгует сатана.
Так пусть же страхом Божиим
Посты на плоть наложим мы
И мысль раскрепощенной оживет.
Лицом – не толстой рожею,
На хрюкающих схожие,
Полночный гимн Иисусу воспоем.
11.11.1983, поезд Москва – Барнаул.