Вечер под деревьями, как дуэт
Японского сада с подводным миром.
Закат начинает свои перламутровые игры,
Переходя в Тьеполо, вообще в плафон;
Девочки с глазами шамаханских цариц,
Которых птица с золотым пером,
Должно быть, еще не раз клюнет.
В переулках ближе к центру
Сороковые еще живут –
В ломаных прутьях оград,
В тюле за пыльным стеклом,
В тихо сыреющей штукатурке.
Страх весь ушел в землю;
Вместе с теми, кто и полвека спустя
Вспоминал о другом,
Стараясь тише говорить,
На своих
Давно уже не коммунальных кухнях.
Но жизнь не опаснее завтра, чем вчера.
***
Если вернуться назад,
Всякий победный салют
Сливается с грохотом пушек.
Так богоматерь
Переходит в капитолийскую волчицу;
Так брусчатка площадей
Отдает византийской мозаикой,
И святые
Улыбаются тонко и холодно из-под ног.
***
Спустя столько лет
Всякое событие теряет смысл:
Меняет очертания, рокируется с юностью,
Маячит на горизонте вновь.
То, что остается,
Может отрыть разве собака,
Если станет искать что-то
Вполне для себя привычное:
Пейзажи с фотографий или разговоры на летней улице,
Хотя и здесь не следует обольщаться
И излишне доверять –
Носу, памяти, чему бы то ни было.
***
С верхнего слоя облаков, где стратосферные ангелы
Прозревают ледяными глазами на пятьдесят километров вниз,
Все войны, без сомнения, выглядят одинаково. –
Но этот ракурс
И так при вас – в междуцарствие,
Вечером золотого века,
Посреди города, не знающего своих окраин,
Где здания, построенные при мертвом диктаторе,
Отливают на закате охрой и киноварью,
Как горная цепь.
***
Все же лучше всего милосердие. –
Поскольку в нем так часто нуждаются.
И потому что его так мало,
Что его могут позволить себе лишь боги,
Отводящие раковые клетки
С той же легкостью, что и плохие оценки.
Все пули на земле уже вложены в детские считалки.
Ночью кто-то проходит по комнатам,
Перебирая брошенные на стульях вещи;
Но это – та встреча,
Которая не может с вами произойти.
***
Прочее следует оставить школьникам,
Пишущим свои сочинения на заданные темы;
Передать старикам,
Получающим свои дежурные подачки;
Издать большим тиражом,
Начертать на плакатах,
Прославляющих всех и вся.
Чтобы, когда все повторится,
Не тратить лишние силы, благо человек –
Как все, что описали Дарвин и Линней –
Умирает в единственном числе,
И умножение на миллион
Ничего не добавляет к этому.