Нет ничего страшней, чем голь и мразь,
причудою покинувшая грязь,
привыкшая гнуть спину раболепно,
и, трусостью, служить великолепно,
заискивать и унижать себя,
как плётку пёс, властителей любя.
А те, от беззаботности своей,
подписанной деньгами или славой,
им доверяют, недругам лукавым,
превозносящим их, как сверхлюдей.
Возносятся на крыльях сладкой лжи,
теряя ум, проматывая жизнь.
Но наступает непременно час,
когда расплата скалит волчьи зубы.
Войну поют серебряные трубы,
кровопролитье, мор, смешенье рас
И ради облегчения трудов
властители зовут своих рабов.
Привыкшие к согбенности их спин
и спутав с преданностью мимикрию,
властители в минуты роковые
им доверяют — уриям своим.
И нож их принимают между крыл.
И падают, сражённые, без сил.
Иной свирепый враг не так свиреп,
иной коварный змей не так коварен,
как тот, кто снисходительно одарен,
и милость принимал с руки, и хлеб.
Никто, властитель, подлостью своей
не сможет уязвить тебя больней.
И ты очнёшься на земле в крови,
ногою попираемый того же,
кто клялся в преданности и любви
с улыбкой самой благостной на роже.
Но, чувствуя между лопаток нож,
Ты вспомни: что посеешь — то пожнёшь.