red eyes, rules of agony

Мост Эйнштейна-Розена
Когда человек во мне погружается в сон, к сожалению недолговременный,
Чаще всего обнаруживаю себя на перекрестке среди истошно сигналящих машин и нависших тел многоэтажных зданий.
И небо та же могильная плита.
Очень символично, не правда ли.
Песня стоящая на репите отвратительна, в груди горит, как она могла ему нравится.
Не принимаю тех кого он желал получить, выплакивал длинные тексты,
Которые по сути ничего не значат и не нужны изначально.
Едва заметно улыбаюсь, жалкое зрелище.
Раз  два  три.
Проверка четкости и наличия.
Если я начало и то чем всё должно закончится, то он где-то сошедший на середине пути.
Но оставаться на месте равносильно самоубийству.
Я был бы непротив, в общем то, но сделаю это для нас двоих.
Избегаю стеклянных витрин и не вглядываюсь в лица прохожих,
Мне страшно видеть во что могу превратиться,
Благодаря его усилиям и желанию реализоваться в рамках принято-правильного.
Так просто, низменно и до боли банально.
К чему они все стремятся, каждый день скользя по кровостокам городских систем,
Застывшие зрачки и свинцовые тени подглазий.
Женщины с холодными цепкими пальцами, похожими на когти хищных птиц и жестоким сердцем.
Мужчины, внутри, нежные, словно белые розы и хрупко-прекрасные как старинный фарфор.
Прикасаюсь к их душам,
Белки моих глаз становятся расшиты красным кружевом, как из этого вырваться,
Кровь церкулирующая по моему телу — обезумевшее время.
И то что он делает противоестествено нашей/моей природе.
Я смотрю на свои руки покрытые неэстетичными синяками и шрамами,
На зеркалах застыли отпечатки ладоней,
В четких линиях складок смятой кровати рождаются образы.
Я был бы не против выбраться отсюда куда угодно,
Даже в мир наполненный кошмарами Босха, быть жертвой охотников на снегу Брейгеля Старшего.
Мне тесно и постоянно грустно.
Жду того кто принесет нечто  подобное ядерному удару,
Хочу распасться на атомы, вместе со своим придатком.
Пока это человеческое подобие рожденное в социуме,
Медленно и уверенно не  уничтожило мое существо.
Не хочу быть одним из заводных игрушек, чья траектория однообразна до безобразия.
Мне нужно рисовать, а не рисоваться.
Плоское и глубина, и никогда не сможем смешаться в одно целое.
Он может зашить мои губы, сломать пальцы,
Но в глазах никогда не перестанут читаться все мои фразы, истории и полустертые воспоминания.
Это невозможно отнять.
Бесконечная смена кадров, прямые репортажи, место событий — я.
Сделай погромче звук.
Располагайся.
Возможно однажды полностью проснусь, но вероятность уже мала.
Ну а пока, снова и снова прощаюсь с тобой словно в последний раз.
И всё равно не могу быть оправдан.
Как же я люблю твой пристально-осуждающий взгляд.