Река Рось находится на Украине. События рассказа не имеют никакого отношения к политическим событиям последних лет.
Пастораль
В тягучий и особенно сладкий утренний сон вплетены высокие облака, квохтанье кур, звяканье колодезной цепи. Утро золотое, воздух густой и чистый. Распахивается окошко спальни – кто это? Кто открыл окно? Сонные Анкины глаза распахиваются изумленно, испуганно, но через секунду смыкаются опять. Мария, или, как тут все ее зовут, Марыя, тихо смеется, осторожно толкает племянницу в бок, расправляет спутанные пряди на высокой подушке, бормочет:
- Приехала! Приехала, ясочка моя! Ну, вставай, пора, уж день на дворе…
- Ой, тетечка, я еще посплю…
- Не-ет, какое посплю, вставай, ясонька, бабуся заругает.
- Тетечка Марыя, скажи стих…
- Детки, в школу собирайтесь, петушок давно пропел, поскорее собирайтесь, смотрит солнышко в окно!
- А вот и неправильно, неправильно! Надо: петушок пропел давно.
- Да я ж так и сказала.
- Нет, не так, нескладно.
- Ах ты ж умничка моя, все знаешь, как надо, как складно…
И тетечка тискает, щекочет, пока Анка окончательно не проснется.
Бабуся и Мария всегда встают до свету, провожают корову, задают корм поросенку и птице. Анка тоже любит вставать с ними рано, но ее только ночью привезли в село, вот и разоспалась с дороги.
Анка щурит заспанные глазки. В оконце видна густая зелень палисадника, он сверкает на солнце всеми своими каплями. И когда Мария успела полить его? У Анки тоже есть своя лейка, маленькая… Ой, сколько сразу всего вспоминается! Лейка, да… А вот эти трещинки на беленой стенке тоже помнятся, вот здесь они как ровные черточки, а дальше лягут в букву «А». На изголовье кровати не хватает одного железного шарика. Это прошлый год Анка скрутила его и отдала Петру, хлопчику лет на пять ее старше, с их же улицы, а он потерял… Бабуся ругалась!
Хата маленькая, скромная, если не бедная: нет ни телевизора, ни холодильника. Самая простая мебель – самодельная, кроме железных кроватей с сетками, купленных отцом. Самотканые коврики в двух крохотных комнатках, кружевные занавески в пол окна. Белье все перештопанное, темное, немаркое, но Анка знает – в сундуке есть новое, белое, с вышивкой, что подарили родители в прошлом году. Бабуся бережет его. А чисто в хате!
По углам во всех помещениях – темные иконы, старинные, и новые - яркие картины, на которых Богородица и святой младенец неземной, сказочной красоты, с огромными выразительными глазами, с золотистыми локонами, с маленькими алыми губками. Мария привезла эти картины с Волыни, так же, как и кружевные рушники, на которых – Анка видела – вытканы старыми буквами слова из молитв… Над ее кроватью, на коврике – большая репродукция Сикстинской Мадонны под стеклом. Впрочем, Анка еще не знает, что это за картина, думает – тоже икона, и очень любит, встав на коленки, ее разглядывать.
На кухне – глиняный пол. Русская печь, огромная, с лежанкой; но летом ее не топят, слишком жарко. Готовят на терраске, на маленькой плитке. Там всегда стоит густой вкусный запах укропа.
Хозяйство у них бедное, корову выкормили-вырастили сами из маленького теленочка, ни лошади, ни кроликов. Зато птицы! Анка боится индюка. Кур гоняет, гусей опасается. Не любит, когда вечерами выпускают во двор кабанчика. Пирата, цепного пса, обожает, вечно таскает ему в конуру хлеб (тайком от бабуси). Иногда Анке везет: поймает котенка и возится с ним целый день, баюкает, кутает в кукольные одеяла. Кошки у бабуси неласковые, царапаются и в руки не даются. В дом их не пускают, не кормят, разве иногда молока нальют. И Анке жалеть их не велят, они должны мышей и крыс промышлять. И так кошки одичали – начали цыплят душить… Анка горько плакала, когда угрюмый сосед потравил за разбой всех бабкиных кошек, и котенок тоже умер…
Сразу за плетнем, огораживающим двор, убегает вниз огород, разбитый на склоне уходящего к Роси холма. За шаткой калиткой – плавный спуск, уступами вниз узкие грядки-террасы – как ступени – с томатами, картошкой, огурцами, горохом… Здесь, на угоре, все всегда всходит и зреет дружнее, чем у соседей. Но и заботы огород требует немало, несколько раз в год бабуся и Мария подновляют подпорные стенки, особенно после дождей. Анке тоже разрешают помогать, только снимают с нее всю одежду, даже трусики, потому что она не столько намесит глины, сколько измажется.
А потом Мария моет ее в тазу. Бабуся ворчит, но это так, просто. У них колодец прямо во дворе, воды вдоволь, только она глубоко-глубоко, ведро на цепи спускается долго-долго. Анке запрещено и близко подходить к колодцу, но иногда Мария, доставая воду, разрешает заглянуть в створ. Анка аукает, слушает гулкое колодезное эхо, верит, что там, в глубине, живет Дед Мороз, ведь вода из колодца совершенно ледяная, от нее ломит зубы и лоб, но невозможно удержаться и не отхлебнуть прямо из ведра – до чего вкусная!
С раннего утра Мария набирает воды в бочки и ведра, скоро она согреется на солнце. Стирают тут же во дворе, уже машинкой, отец купил два года назад, подарил бабусе. Анке наливают тазик, она тоже полощется…
Когда на Анку находит стих – помогать взрослым, ее отправляют в огород. Велят полоть сорняки в помидорах или набрать укропа и петрушки в чашку, а она станет и стоит, и смотрит, вбирает в себя свет, запах, звук… И про дело забудет, и всю зелень из чашки просыплет. Сероватая помидорная ботва полыхает острым пряным ароматом. В тополях за усадьбой воркуют горлицы. Плавные изгибы реки лениво блестят на ярком солнце. Берега заросли камышами, здесь и там Рось прячется в купы ивняка, вербы, других неведомых Анке деревьев и кустов… Томность эта обманчивая, течение в Роси быстрое, есть омуты, есть огромные подводные камни, дно илистое, глубокое.
В Роси купаются только приезжие, местные – очень редко. Сельские ребята ходят на ставок, где разводят карпов. Петро иногда берет с собой Анку, но стоячая мутная вода ставка ей не нравится. Как она умоляет Петра свезти ее на Рось! Как ей хочется окунуться в прохладную серебристую воду! Но, конечно, Петро отказывается – нельзя без взрослых. В отместку Анка начинает дразнить ребят – за смешные сатиновые трусы до колен, за выбритые на лето головы, за «хеканье». Она обидно, издевательски хохочет, и Петро, плюнув с досады, уезжает вместе с ребятами, бросает ее одну на ставке… Идти до дому, правда, недалеко, но там гуси… Они раз уже щипали Анку, больно, все ноги были в синяках, и она ревет уже настоящими горькими слезами, одиноко сидя на бережку…
Петро возвращается; не слезая с велика, кричит ей с тропинки:
- Будеш ще дразниться?
- Ні, не буду! – кричит в ответ обрадованная Анка и - быстрее, пока Петро не передумал! – взбирается на раму.
И вот, наконец-то, родители приезжают в отпуск. Отец берет у кого-то лодку, Петра тоже приглашают, и все они гуськом в обход села идут к реке, отмахиваясь полотенцами от оводов. Близость реки обманчива, кажется, вот она, рядом, за огородом, а на деле идти до берега чуть не час. Лодка немного подтекает, и мама волнуется. Тетечка Мария стесняется, вся зарделась даже, сидит на носу лодки, подперев лицо ладонями. Анка помнит, что и в прошлый раз, когда ходили на Рось, Мария тоже не решилась раздеться и окунуться, хотя мама привезла ей купальник и долго ее уговаривала...
Анка кувыркается в воде рядом с лодкой, пока губы не станут совсем синими. Отец показывает утес, с которого ныряли они детьми; под утесом – омут, и никто не знает, есть ли у него дно. Петро, смущаясь, говорит, что они тоже там ныряли, и вот уже отец с Петром, подзадоривая друг друга, размашисто плывут к берегу, потом шумно, с шутками-прибаутками прыгают с утеса в воду. Их крики, смех далеко разносятся над тихой водой, вот уже и солнце спускается, и мама сердится, что они так долго… Анка с Марией начинают грести вдвоем. Лодка крутится, и отец кричит с берега:
- Отставить!
После купания отец как будто молодеет. Взрослые шутят, смеются. Отец говорит, что в омуте живут русалки, и они с Петром их сейчас видели. Мария машет на него рукой…
А ночью Анке снится грустная мелодия, еле слышно звенящая над Росью. Река зовет Анку, ей снится, что она летит над низиной. Под ней проплывают темные травы, клубятся, как водоросли под водой. Кто-то смотрит на нее из прибрежных зарослей прозрачными глазами… Сверкающая лунная вода все ближе, уже перед лицом…