Любая тюрьма есть лишенье свободы
На долгие, длинные, темные годы.
Темница — тюрьма, на страницах
Писанья Показана жутким прообразом ада.
Сквозь скрежет железа во тьму мирозданья
Решетки тройные – для света преграда.
Конвойным, без окон машины утробой
Проглочен, изжеван на гулких ухабах.
Отрезан от прошлого тайною гроба
И вместо молитв — трехэтажным, похабным.
Где прошлое, где, чем доныне терзался,
Любил, ненавидел, в мечтах возносился?
Внезапный арест, от ствола оторвался,
И всё! ...Ты не жил, ты на свет не родился.
“Увы!” сотни раз за неделю проглотишь
Подавишься тысячу раз сожаленьем.
Раскаяньем жутким по сердцу колотишь,
И падаешь, падаешь вновь на колени.
Рассудок шрапнелью конвойной угрозы
Подавлен, разметан по камерам грязным.
И в дальнее прошлое рвет и уносит,
Вся жизнь — грязный лист и греховные кляксы.
В любой безнадежности брезжит надежда,
Прорваться, вернуться к медовым свиданьям.
Сквозь жалюзи камерных окон забрезжит,
И схватит за горло удушье рыданий…
А как же в геенне, в аду, в преисподней?..
Одна безнадежность, безмерность страданья.
О, если бы все мы прониклись сегодня
Безмерностью горя бесплодных стенаний.
Огонь негасимый с кромешною тьмою,
Однажды бессрочно, навечно охватит.
В сравнении с этим доволен тюрьмою,
И худшей из камер, здесь названных “хатой”.
Быть может тюрьма есть преддверие ада,
Но многим из смертных — преддверие неба.
Страданья, молитвы и чувство услады,
В то трудно поверить тому, кто здесь не был.
1980 г., тюрьма, г.Барнаул.