Окна наполовину оттаяли. Солнце высокое светит, в каждой снежиночке переливается. Берёзы как в февральской лазури. Стоит дядя Яша, курит, руки голые – никакой мороз не страшен!
На вокзале было пусто, гулко. Стены белые, и фанерные диванчики тоже белые, блестящие. Во всю стену синяя карта СССР с яркой красной звёздой. Звезда эта - Москва, от неё во все стороны побежали белые лучики, к маленьким звёздочкам-городам. Нашла Розка свой лучик, обрадовалась: я вот по нему поеду. Толкнула нечаянно скамейку, и покатился грохот по всему залу. Выглянула в окошечко перепуганная кассирша, крикнула:
- Девушка, что гремите? Поосторожней надо!
- У вас полы скользкие, я чуть толкнула, а она сама поехала!
- Всё равно осторожней надо. Всех перепугаете!
- Так ведь нет никого! – удивилась Розка и оглянулась на всякий случай.
- Меня испугали! Это что не считается? - объявила кассирша. – Вы билет покупать будете? А то на технологический перерыв закроюсь!
- Буду! – сказала Розка и заглянула в окошечко. В окошечке кассы стояла маленькая пластмассовая ёлочка с игрушками и открыточкой «Поздравляем с Новым 1967 годом!». Розка улыбнулась кассирше:
- Поздравляю вас с новым годом, с наступающим!
- И вас, девушка, также! Вы докуда билет брать будете?
- До Москвы, - ответила Розка и тут же обмерла, испугавшись: а вдруг билетов уже не осталось. – Мне бы один билетик, плацкарту.
- Есть один билетик, - почему-то обрадовалась кассирша. – Двадцать первое, вагон шестой. Берёте?
Розка кивнула, кассирша взяла ножницы и стала выстригать синенький билет из пачки, поставила галочки и заполнила.
- На праздники, значит, едете? Или домой?
- На праздники, - охотно ответила Розка.
- А что одни? - полюбопытствовала кассирша.
- А так! – Розка просунула в окошечко деньги. – Никогда в Москве не была, так захотелось посмотреть! Вот и еду.
Кассирша заёрзала, взглянула на часы и сказала:
- Это хорошо, когда мечты сбываются. Вы к окну садитесь, там батареи тёплые. У нас тёплый вокзал, от тепла даже спать хочется. Но вы не бойтесь, если уснёте, я вас разбужу. Я приглядывать за вами буду.
Окно у вокзала широкое, просторное, почти до потолка. За ним пути заснеженные, поле длинное. Рельсы на снегу иссиня-чёрным светятся. Башня водонапорная из красного кирпича, высокая, прямая, висит над путями. Вся как башня средневековая, сказочная, донжон рыцарский. Окошечки узенькие, стрельчатые, далеко, наверно, из них видать!
Вспомнила Розка, как Танька, одноклассница её, залезла на крышу школьного сарая и кричала сверху:
- Розка, полезай ко мне! Отсюда Москву видать! Красиво!
Обрадовалась Розка, вскарабкалась на самый конёк, глядит, куда Танька показывает. А там, за рекой, в жгучей морозной сини, на самом юру церковь стоит, красная, нарядная, купола на солнце льдом переливаются.
- Москва! Москва! – кричит Танька.
- Москва! Москва! – вторит Розка, и изумительно им, что так Москва близко! Хотели сбежать на лыжах да поймали, в угол поставили.
Тихо на станции. Часы негромко за спиной тикают. Вдруг зашумело что-то, вскрикнуло, и маневровый неспеша за окнами пошёл, впереди себя, как волну, позёмку гонит. Снег так и искрится. И тендер весь в снежном кружеве. И машинист из будки выглядывает, папироску покуривает.
Кассирша подошла. Оглянулась Розка и заговорила:
- До чего же соскучилась я по паровозам! У нас детский дом возле станции стоял. Засыпаешь и слушаешь, как они мимо стучат, как кричат жалобно, будто окликают кого-то. Плакать хочется! А как по мосту шумят! Гулко! Я поначалу боялась этого грома, когда ещё маленькой была. А потом ничего, привыкла.
- Ко всему привыкаешь, - сказала кассирша и вздохнула.
- Я, знаете, всё мечтала сесть когда-нибудь на паровоз и уехать далеко-далеко, где всё лучше. Всё равно куда! Я нынче летом по мосту в первый раз днём ехала! Будто над водой летела. Жутко вниз смотреть. И весело. Наверно, так на самолёте летают…
- Где же такой мост тебе попался?
- В Архангельске. Через Двину.
(продолжение следует)