До конца промочивший ноги
Дед уставший бредет с косою
По безлюдной поселковой дороге,
Где пшеница преклоняется полю.
Он один-одинешенек, бедный,
Позабытый своей же родней.
Так и ходит по полю бледный,
Ожидая свой день роковой.
Его дети давно уж взрослые
И забыли родную кровь.
И дожить свои годы последние
Сам он должен себе помочь.
И от этого горько становится,
Жалко деда. Да что грустить?
Остается ему в одиночестве
Нести ношу, что не сносить.
Он пройдет чрез калитку скрипучую,
Оттолкнет незапертую дверь,
Как шагнул в свои сени могучие,
Так увидел родную дщерь.
Молодая, вся раскрасавица,
По щекам льются слезы рекой.
А дедуле так плохо становится,
Не находит опоры рукой...
Подхватив и обняв его милая,
Утирается грудью отца
«Ты прости меня самолюбивую»,
Повторяет она без конца.
Дед поник головой, прослезился.
Натянулись все струнки души.
И в кого же он здесь превратился,
Без любимых, да в этой глуши?
Вспомнил женушку, старую бабку,
Что любила его без краев,
Что являлась для жизни заплаткой
Одиноких двоих стариков.
Вспомнил он одинокие ночи,
Вспомнил сына он, как поженил.
Стала жизнь на немного короче,
Как собаку свою схоронил.
Вспомнил, как потихоньку дочурка
Стала ночью из избы уходить,
Появлялась под утро фигурка,
Лишь бы деда не разбудить.
Так прошли эти годы веселые,
Выдал замуж и дочку свою.
Начались эти годы никчемные,
Сам не свой, на своем стою.
Не вернется наведать сынишка,
Не приедет на праздник дщерь,
Содрогается деда сердчишко,
Хочешь верь или хочешь не верь.
И от этого самого, братцы,
Как-то грустно мне за отца.
Ведь нельзя одному оставаться
Просто так, дожидаясь конца.
Так нерадостно и безмолодно
От того, что остался один,
Без родных. Вдруг становится холодно,
Появляется больше морщин.
Но не деться от жизни тяжелой
Никуда, словно это теченье реки,
Словно спичка без огня догорела,
Не познавши чьей-то руки.
И на поле, что богато пшеницей,
Стал с косой по утрам ходить ;
Дай вон бог, что-нибудь да случится.
Чтоб по полю не просто бродить...
Вот и вновь уж какую неделю,
Вновь какой непосчитанный год
Не теряет всё он свою веру ;
Из детей хоть да кто-нибудь да придет.
Уберет он косу свою старую,
Папиросы достанет с кармана,
Затянувшись по душу рваную,
Вновь рассея по нервам туманы.
Да какой уже раз он вернется,
В одиночестве встанет в сенях,
На колени встав, перекрестится
О прошедших в одиночестве днях.
И опять промочивший ноги
Он уставший бредет с косою
По безлюдной поселковой дороге,
Где пшеница преклоняется полю.
И пройдет чрез калитку скрипучую,
Оттолкнет незапертую дверь
И шагнет в свои сени могучие,
Он увидит родную дщерь...