Бескрайня ночь и звёздный Колизей
Гигантской чашей обнимает город.
Мой стол накрыт, он старых ждёт друзей,
С которыми увидимся не скоро.
Двенадцать мест двенадцати имён,
За каждым бдят гранёные стаканы,
И в каждом дремлет горький самогон
Под коркой хлеба поминаньем пьяный.
Двенадцать душ и каждая чиста
Святым порывом прошлого застоя.
Мы тоже гнули линию Христа…
Пью первый кубок за ушедших, стоя.
За ним второй, крадётся ведьма ночь,
черна как мрак, как язва прободная.
А ну-ка, грусть, вали отсюда прочь,
Мы говорим, былое вспоминая.
Когда мы все одну имели масть,
От босяков, шныряющих оравой.
Хмельные драки, где кипела страсть,
И кистенём отстаивалось право.
Сверкал азарт в мальчишеских глазах,
Седой гитары плачущие струны.
Девчонок наших в пыжиках-трусах
И наших мам неимоверно юных.
Никто тогда не ведал и не знал,
Что нас сольют, тактически зарезав.
Отцов-трудяг, что плавили металл,
А на Седьмое пели «Марсельезу».
Тех стариков, прошедших Крым и Рим,
Что по-пластунски проползли до Шпрее.
И здесь укор: Мы много говорим,
Но доводить до коды не умеем.
Эх, накачу ещё за вас, братки,
Да что мне будет с эдакого кваса?
Мы ж как-никак славяне, русаки!
И после литры ищем, где бы вмазать.
Петро, Серёга, Димка, Алексей,
Я пью за вас, чтоб вам спалось покойно.
За всех ушедших, за своих друзей,
За то, что жили яро и достойно!