Бешенство

Ольга Лещинска
Пролог

Бедняков Михаил Семёнович
Был редактором в некоем издательстве,
Но делил не со всеми поровну
Деньги те, что давали начальники.
Ведь он был всех других талантливей,
Видел то, что другие не видели,
Потому и директор жаловал
Его больше иных, как родители
Больше хвалят ребёнка умного,
Больше хвалят ребёнка прилежного,
Говоря, что не выйдет путного
Из другого дитяти бесцветного.
Так директор ценил Беднякова,
Но сотрудник другой был Порохов,
Что завидовал снова и снова
От побитой камнями гордости.
Здесь начнётся вся наша история,
Мы окончим пролог этой меткой
И расскажем о страшной горести,
Ставшей вдруг Беднякову соседкой.

1

Была та горесть лишь собакой,
Что вдруг в подъезде завелась,
Но от неё весь дом заплакал,
Едва завидев эту масть.
Она была, как темень, чёрной,
Глаза горели, как огонь,
Лохматой шерсти плыли волны
На двух боках со всех сторон.
И взгляд такой шипучий, острый
Вонзался лезвием в глаза,
И пот струился в каждой поре
От страха. Вот ведь чудеса!
Неужто пёс таким быть может
Опасным, лютым, очень злым?
И все шептались: «Что за рожа!
Из пасти валит чёрный дым».
Не знали жители пока что,
Но бешенством болел тот пёс,
И он явился, как расплата,
И жизней множество унёс.

2

Вот собрался сынок Беднякова в школу,
Он на лифте спустился на первый этаж,
Но глаза застелила вдруг дымка соли,
Позабыл он в тревоге весь прежний кураж.
Изо рта у собаки летели струи,
Инстинктивно опасность почуял малыш,
Полетел он обратно в квартиру пулей,
Весь дрожа, как на озере тонкий камыш.
«Мама! Папа! Там пёс, он такой огромный
И плюётся слюной, но в меня не попал,
И я понял, что было бы слишком больно
От собачьих слюней, словно это – кинжал.
Что мне делать? Мне в школу прорваться нужно.
Я не трус, но пройти не могу мимо пса.
Его взгляд – как огонь, затопивший лужу,
Я боюсь, что меня он захочет кусать».
Бедняков сам спустился собаку встретить,
Побежал он назад, как и мальчик его.
Испугаются монстра не только дети,
Он для всех – словно смерти ядрёный плевок.
Как идти на работу жене и мужу?
Как идти в школу сыну? Как быть с этим псом?
Ведь уже собираться семейству нужно,
Но опасным вдруг стал этот старенький дом.
Позвонил Бедняков, весь дрожащий, в школу,
Объяснил это дело. Учитель пришёл,
Закричал от неистовой лютой боли
И в иной мир навеки мгновенно ушёл.
Первой жертвой учитель стал для собаки,
Друг за другом пошли остальные за ним.
Бедняков же в квартире дрожал от страха,
Не давая идти и домашним своим.
Позвонил он к себе на работу, робко
Извинился за пропуски, всё рассказав,
А начальник сложил все пять пальцев в горстку,
Ведь он не был доволен, про это узнав.
Он желал Беднякова на месте видеть,
Но шли дни – Беднякова по-прежнему нет,
И тогда, пряча в сердце печаль обиды,
Он сотрудников всех подозвал на совет.
«С Бедняковым что делать? Скажите, люди!» –
Обратился к совету с вопросом таким
И услышал ответ: «С нас совсем не убудет,
Если выгоним мы Беднякова, как дым».
То был Порохов, что говорил ехидно,
И начальник послушался этих речей,
Ведь ему было слишком теперь обидно,
Что сотрудник любимый в квартире своей
Всё отсиживал зад, как сказал с усмешкой
Тот же Порохов, желчью давясь и кряхтя,
Зная, что сам являлся лишь малой пешкой,
Потому Беднякова и стал презирать.

3

Уже газеты все писали
О самом страшном в мире псе,
И вот уж химики узнали
Об этой чёрной полосе.
Они явились и баллоном
Пыхнули в морду и в глаза,
И пёс лениво, очень сонно
Склонился, начал засыпать.
Когда заснул он, то ошейник
На шее увидали вдруг,
Что был затерян среди шерсти,
Как среди листьев тонкий сук.
И Бедняков спросил смущённо:
«Кто мог собаку привести?»
Ответил кто-то: «Вспомни, вспомни,
Кто мог тебя не полюбить?»
И Бедняков ответил: «Верно,
Один есть Порохов такой,
Он распускает даже сплетни,
Что я, простите, голубой».
И позвонили полицейским,
И все в издательство пошли,
Где Порохов к кому-то клеился,
Но вдруг увидел у двери
Двух полицейских с Бедняковым,
И вздрогнул странно, и умолк,
И вдруг почувствовал всей кровью,
Как электрический шёл ток.
И взяли пальцев отпечатки,
С ошейником сравнив – и что ж?
Теперь кому-то так не сладко,
Бросало Порохова в дрожь.
«Где вы собаку раскопали?
Сейчас пока что спит она,
Но очень скоро снова встанет,
Забыв покой и дымку сна.
Где вы нашли такого зверя?
Ответьте быстро, а не то
Мы вас толкнём к опасной двери,
Толкнём в собаку вас лицом».
«Я не боюсь сию собаку, –
Ответил Порохов им так, –
Ведь сам привёл её когда-то.
Я всё же, верьте, не дурак.
Я заключил с собакой сделку,
И пёс не трогает меня.
Ношу чудовищу я белок,
Ведь под окном моим сосна.
Иду к сосне я, подбираю
Мохнатых белок и несу,
Вот потому и не кусает
Меня собака на лету».
«Мы вас посадим, друг мой, в клетку,
И вы не сможете теперь
Носить собаке ваших белок.
Мы вас толкнём за эту дверь,
И пёс вас стяпает, вы – жертва,
Вам пасти пса не избежать.
Сейчас он спит пока, но, верьте,
Уже недолго будет спать.
Коль умирать вы не хотите,
Несите пса туда скорей,
Откуда взяли. Поспешите!
И вас не тронем мы совсем.
Лишь десять суток – да и только,
Потом свободны вы опять.
Не так уж это будет горько.
Поверьте, горче умирать».

4

Всей гурьбою пошли за Пороховым,
Чтоб увидеть, куда отнесёт он собаку,
И от тяжести был он почти надломленный,
Ведь чудовище нёс он своими руками.
Вот пришёл он к забору, на нём написано:
«Не ходить за забор. Там долина бешенства».
Отворил он калитку, собаку выпустил,
Посмотрел он глазами почти сумасшедшими.
И сказал он таинственным тихим шёпотом:
«Все собаки живут за забором такие».
Каблуком полицейские грозно топнули,
Глядя в очи, от страха ужасно большие.
«Вы меня обещали совсем не трогать,
Если я вас избавлю от пса невиданного.
Я избавил, так дайте, прошу, мне дорогу.
Моя совесть теперь, полагаю, чистая».
«Вы забыли, дружище, про десять суточек,
Так пройдите за нами, наш друг невиданный».
И шёл Порохов следом за ними в наручниках,
Не подав недовольства ни доли признака.

Эпилог

Изобрели врачи лекарство,
Что псов от бешенства спасает,
И с вертолёта вниз бросали
На это бешеное царство.
И дождь лекарственный пролился,
Его собаки жадно пили
И из свирепых обратились
В животных ласковых и милых.
Им дверь открыли, из калитки
Они прошли теперь на волю,
Не став орудиями пытки,
Не причиняя людям боли.
Их по квартирам разобрали,
А Порохов взял целых десять,
Забыв язвительность, что жалила
Ещё недавно, в прошлом месяце.
Он примирился с Бедняковым,
Что на работу возвратился
И стал редактором по новой,
Для всей дирекции любимцем.
Не только к делу он вернулся,
Но стал для Порохова другом,
Чья спесь и гордость словно сдулись,
И он подал сердечно руку.
«Простите, что молол я прежде,
Терзаясь завистью и гневом,
Что вы такой… ну как сказать мне? –
Что вы по цвету, словно небо!»
И Бедняков ответил чутко:
«Э, не беда! Мы стали братьями.
Простил я ваши прибаутки.
Пошли теперь гулять с собачками!»